Елена Королевская - Две капли голубой крови!

В коридоре меня встречает большое круглое зеркало в массивной раме. Под ним на тумбочке пищит специально установленной, противной и резкой мелодией телефон. Это сделано для того, чтобы его хотелось побыстрее выключить, а значит — подойти. Взглянув в отражение, я испугалась — плохо смытая с вечера субботы тушь растеклась, образовав темно-синий синяк под правым глазом.

— Красавица, — промелькнуло в голове, — вот сейчас бы поклонники на тебя полюбовались, ни бровей, ни ресниц, одно бледно-синее пятно. Надо оттереть, а то и самой страшно!

И чтобы оставить руки свободными, я зажимаю пиликающую трубку между левыми плечом и ухом.

— Але! Да! — невнятно бубню я.

— Привет, — бодро отвечает мне Ирина, моя младшая сестра.

— Привет, привет, как дела? — обрадовалась я, что хоть свои, значит, не зря вставала.

— Да все нормально. Слушай, а ты с матерью вчера не разговаривала? А то я что-то второй день не могу до нее дозвониться? — немного взволнованно, спрашивает она.

— Ну началось! — скисаю я тут же.

Как обычно, в последнее время от вопросов про мать у меня сразу портится настроение.

— Ира, ну ты же все знаешь! Ну чего спрашивать-то? — отвечаю я недовольно, уже понимая, что единственный выходной день, скорее всего, будет испорчен.

Мы только в пятницу вечером коротко созванивались, как раз по маминому поводу, я делилась неприятными результатами звонка. От воспоминаний на душе опять стало тяжело.

— Не-е, ну мало ли? — протягивает она.

— Ну чего «мало ли»? — переспрашиваю я более мягко. — С пятницы ничего не изменилось, — а в голове снова прокручивается пятничная ситуация.

В пятницу, по дороге со школы домой, моя дочь с провожающей ее до дома няней встретились с нашей мамой на улице. Катя шагнула к бабушке навстречу и поздоровалась, а наша бабушка с гордо поднятой головой бравым шагом, глядя вперед, пронеслась, не притормозив, мимо внучки как мимо пустого места. Представить не могу, что моя дочь почувствовала, и как смутилась перед идущими рядом одноклассниками. Живут все рядом и знают ее бабушку. Посыпались неприятные вопросы. А что Катя может им объяснить?! Что бабушка перестала узнавать собственную восьмилетнюю внучку, обидевшись на дочь?

Татьяна — няня моей дочери, взрослая, казалось бы, девушка, бывшая одноклассница моей сестры, просто оторопела от маминого поступка. Она и так боится нашу маму «как огня». И если она приходит ко мне домой, то Таня, боясь скандалов, категорически отказывается находиться с ней в одной квартире, и просит меня подгадывать время так, чтобы они не пересекались. А тут такой фортель! Я предчувствовала, что скоро могу остаться без няни, что, к сожалению, и произошло. Кому понравится терпеть обзывания и стрессы?! А я, несмотря на подавленность этой ситуацией, считала, что в пятницу еще довольно хорошо все закончилось хотя бы потому, что мама не устроила прилюдно скандал на тему, что «няня нам дороже родной бабки», как она это умеет.

Катя опять пришла домой расстроенная. Объяснить и внушить ребенку, что не нужно принимать бабушкины поступки и слова на свой счет, что она не виновата, что это взрослые «с ума посходили», к сожалению, у меня не получалось, хотя я и пыталась.

— С пятницы, думаю, ничего не изменилось, мама жива-здорова и ходит гулять. А вчера был твой день, я ей не звонила, я работала, так что у меня без новостей, — я окончательно расстроилась.

— Слушай, сходим к ней вместе? Посмотрим, что там у нее дома творится? — с ноткой давления спросила сестра.

— Да что там может быть?! Дозвонимся попозже. И так один выходной, — сделала я попытку отвертеться.

— Ну Лена, мы же договаривались! — продавливает сестра.

Договаривались-то, договаривались, только как подумаю об очередном скандале, у меня прямо живот сводит, так не хочется идти, но раз договаривались, то куда денешься.

— Во сколько? — сдаюсь я, понимая, что не могу отказать.

— Давай в час у подъезда? — сестра ожила, почувствовав опору.

— Давай. Ну все, тогда в час? — безысходно спросила я, одновременно прощаясь.

— Все, — попрощалась сестра.

С мамой мы жили рядом, на соседних улицах. Но на тот момент общались с трудом и я, и сестра. А так как дочерей у мамы две, то по договоренности звонила ей та дочь, которая на тот момент находилась в меньшей опале. Ссоры между мамой и нами происходили раз в неделю, это точно. На мамины выпады в наш адрес мы обычно старались или промолчать, или, звоня на следующий день, сделать вид, что просто ничего вчера не произошло. Иногда этот фокус нам удавался, мама принимала игру и разговаривала, и шутила, как ни в чем не бывало. Но причина для того, чтобы новая ссора началась или же старая вспыхнула с новой силой могла быть любая. И ее, эту причину, как ни старайся, просто невозможно предугадать. Мы с сестрой одно время созванивались перед тем, как набрать маме, и обсуждали, на что она обиделась в прошлый раз и как бы так ее спросить в этот, чтобы история не повторилась снова. Но нам почти никогда не удавались прогнозы. Началом скандала мог послужить не тот тон, в котором, как считала мама, я с ней поздоровалась, или не тот набор фраз, которыми я произнесла приветствие, не такой взгляд при встрече и… миллион других причин. Но итог ссоры всегда сводился к обвинениям в недостаточном проявлении с моей стороны почитания и обожания к ней, как к матери.

Мы старались звонить раз или два в день, чтобы поздороваться и спросить о ее самочувствии… и получали в ответ что-то из серии: «Сдохну, узнаете».

Позвонив маме где-то в одиннадцать часов утра, на вопрос «Мам, привет, как дела?» в трубке раздавалось:

— Да какие у меня дела, дела у вас, это ж вы занятые, а я-то чего? Гляди, вспомнила она про мать… дела… ты бы о здоровье сначала спросила… да ела я сегодня или нет? Уже одиннадцать!

И, распаляясь за пару минут, мама начинала сама себя оскорблять, говоря: «Да, мать же у вас идиотка, хуже матери в мире не найти, я — сволочь, а вы у меня святые…» и так далее, и тому подобное.

В первые годы мы терялись и делали попытки оправдаться:

— Мам, да я такого никогда не говорила, — старались донести до нее и я, и сестра.

Но она орала и не слушала нас.

— Не говорила, так подумала! Судят не по словам, а по делам, — обрезала наши попытки объясниться мама. — Не смей мной командовать! — кричала мама. — Мной никто никогда не командовал, даже мать, которой у меня не было, а ты рот разеваешь! Знай край, да не падай! Не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь! Яйца курицу не учат! Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, — сыпала она выражениями.

После этого мне или сестре задавался прямой вопрос:

— Кто здесь мать, я или ты?