Елена Королевская - Две капли голубой крови!

Едет бабка к старшему брату, а к нему ей ехать далеко, и к нам «приперается» — передохнуть посреди дороги. Для нее у нас перевалочный пункт был. Ляжет на диван и лежит, молчит часами. А меня, прям, всю трясет. Чего приперлась?!

А как-то приехала, руки ко мне тянет:

— Давай, доченька, поцелуемся…

А на хрен она мне нужна? Я ее и за мать-то не считаю. Не то, что жить с ней!

Так она давай по двору за вами бегать: «Внученьки мои, внученьки!» — показушница.

— Знаешь, а она мне тут перед болезнью приснилась. Никогда не снится, а тут приснилась, скачет вокруг меня, в бубен какой-то бьет, причитает что-то. Вот и набила, видать! — заключила мама.

А когда вы подросли, бабка стала просить меня, чтобы я внучек ее любимых к ней отправила, прямо упрашивала меня. Ну, думаю, вам же нужен свежий воздух, и отправила. Да у вас с ней тоже контакта не получилось. А потом к старшему брату вас отправляла, помнишь? Я двенадцать часов отпашу и еду к нему с полными сумками, а он, скотина, собаку этими сосисками кормит. Я как увидела, меня аж затрясло.

А он:

— Работать надо.

— Кому-надо-то? Ты кого в работники записал? Сопливых больных девчонок?

— Тут как-то звонил мне братец, так я его послала. Ведь у него денег всегда много было, хоть бы, когда мне «копейкой» помог. Мне то с вами одной, ой, как тяжело.

Вон младшую сестру твою, когда в больницу положили, чего мне делать? В больнице мне говорят:

— Мамаша, оставайтесь, у нас все с детьми лежат.

А я одна с вами с двумя. А тебя мне куда деть? А кормить вас я чем буду? Дай бог здоровья Кузьмичу, до сих пор его добрым словом вспоминаю.

Он мне говорит:

— Ты, мол, до обеда в больнице будь, а в обед приходи, так как будто ты только с обеда, а я тебя прикрою.

И прикрывал, и долго, Ирина тогда ведь в больнице долго лежала. Хорошо со мной в палате еще одна женщина была. Я ей предложила, чтобы до обеда я за своей дочкой и за ее ребенком приглядывала, а потом она за двумя. Вот отсижу в больнице до обеда, потом на работу, потом за тобой в сад, ты вечно у меня последняя оставалась, помнишь? А ты по утрам бедная сидишь в любую погоду перед дверьми, ждешь, пока откроют… и вечером до темноты ждешь меня. А домой придем — еще дел куча, покормить, постирать, короче, ужас, и вспомнить страшно.

Напахалась я «В-о-о-о-о», — рукой показывает под горло, — так что, когда мне пятьдесят четыре стукнуло, я еле этот год до пенсии дождалась. Дали мне эти «копейки», вы меня спрашивали, как я на них жить-то буду. Да легко, я и не на такие деньги жила! Меня от людей тошнит, я тишины хочу и покоя. И отец ваш-«козел» не сказал мне, что у него заболевание крови, я б тогда и рожать не стала, и бабка-сучка, мамашка его, промолчала. Ей собака дороже тебя была. Собака же на тебя бросилась, помнишь? А я ей, твари, говорила, что закрывай собаку в комнате.

— Так вроде же бабушка меня любила? — вставила я. — Говорила, что во мне две капли голубой крови, разве нет, ты вроде сама мне это не раз рассказывала. Из садика бабушка меня забирала, я это помню.

Пауза.

— Ну это когда было-то, когда еще сестра твоя не родилась, а так ей одно нужно было, — ушла мама от темы, — она в жизнь нашу с отцом лезла, ее только это интересовало. А я всегда могла резко ответить. А по молодости так тем более в карман за словом не лезла. У нее глаза на лоб лезли, когда я папашку вашего в магазин, например, отправляла. Как же, сыночек ее развалится.

— Меня попроси, если не справляешься. Это женские обязанности, — поучала меня свекровь.

А я ей как отрезала:

— Может ты еще и спать со мной будешь?

Ты бы видела ее лицо!

Еще раздражало ее, видите ли, что у меня деньги открыто лежат. Она мне все говорила, что я зарплату у мужа должна взять и в карманах посмотреть, не осталось ли? Да на кой же он мне такой нужен? Я у вас-то сроду карманы не проверяла! А это я за взрослым мужиком следить буду?! Зачем мне мужик, которому доверять нельзя? А из сада тебя соседка забирала, ты путаешь, — вдруг уверенно заключила она.

— Нет, мам, не путаю, я даже помню, как ты меня ругала, — настаиваю я. И сестра помнит, как я ей через забор кричала: — А меня бабушка забирает! — и как ей обидно было.

— Ну может и было пару раз, — брезгливо сказала мне мама. — Да ну ее, и говорить тут нечего, стерва и стерва еврейская.

— Мам, почему-еврейская-то? Нет же подтверждения, — говорю я.

— Да все равно, что есть, что нет, в те времена все скрывали, так что еще неизвестно, — объяснила свою позицию мама и продолжила рассказывать про Зину. — А наша бабка только младшего любила, «сю-сю» да «сю-сю». Избаловала его, все ему, всю пенсию готова была на него спустить, помнишь? Вот и вырастила кого? Избалованного хлюпика! Сама и виновата, сгубила мужика. Так что вот так, доча, мне и вспомнить-то нечего, — заключила она.

— Мам, а почему я никаких праздников не помню? Ну один был день рождения, когда мне босоножки красные крестная подарила, и ты говорила, что в тот раз мы все вместе чуть ли не сто рублей в парке аттракционов прогуляли за день; и один Новый год еще на старой квартире у каких-то друзей, когда мне года четыре было, не больше. А потом я ни одного праздника не помню. Почему?

— Лена, какие праздники, я ж из детдома! Меня сроду никто с днем рождения не поздравлял, я никогда его не праздновала! Что ты, день рождения какой-то!

— Но ты же видела, что все празднуют, — уточнила я свой вопрос.

Но она ответила мне с той же уверенностью:

— Перестань! «Чему Ваня не научился, тому Иван не научится». Не научили меня праздновать. Я вот вас и на музыку, и на акробатику, везде таскала, вот вы у меня нормальными и выросли, — видимо, как оправдание, привела мама этот стопроцентный аргумент. — А то если бы я слушала этих врачей, что бы было? — добавила она. — Да пылинки бы с вас сдувала? А так из вас нормальные девки выросли. Сколько работ из-за вас поменяла! Мне ж, бывало, звонят на работу: «Приезжайте, кровотечение!». А какому работодателю это понравится? Вот меня везде и гнали. Нигде не могла удержаться. А потом с мужиками, «козлами этими», одни проблемы были. Уж не знаю, что они во мне находили. А мне ж отец нужен для вас.

Я им:

— Женись!

А они:

— Нет, у тебя две девки.

А сам позовет меня в кабинет и стоит на коленях, в коленки мне «люблю» рыдает! А я сижу и думаю: «Господи, опять работу искать».

Одному говорю:

— Что ты так переживаешь насчет дочек, до тебя ведь выросли?

Он:

— Ну да.

— Ну и после тебя вырастут.

Задумался…

Вот так мама видела причину своих неудач и проблем в ее жизни, их как я поняла было две: это мы с сестрой и «мужики-козлы».

А мама продолжала:

— Я уж вот на этой квартире (после размена), помню, только устроилась, а мне ведь уже пятьдесят два, что ли, было, а он вьется вокруг меня, вьется, а ему, мальчику, лет тридцать. Ну куда? Пришлось уволиться. Пошла в другой магазин устроилась, и там через два месяца такая же ерунда, ну, думаю, я так устала, столько я напахалась, что уже ничего не хочу. Мне бы уйти в лес, и рожи эти противные людишек этих мерзких не видеть.