Елена Королевская - Две капли голубой крови!

— Это мой ребенок, — резко заявляла я, — и я буду решать, как его воспитывать. Точка! Я безапелляционно заявляла это при дочери, что никак не поднимало авторитет моего второго мужа в ее глазах. И, как следствие, не способствовало выстраиванию отношений между ними. О чем я сейчас очень сожалею. Конечно, и со стороны мужа были промахи, но сейчас, когда мы вместе воспитываем общего сына, я понимаю, что от родного отца ребенок многое воспринимает как должное, а от чужого человека, тем более появившегося внезапно, да еще и противоположного пола, и практически в переходном подростковом возрасте — все то же самое воспринимается гораздо острее. К тому же у моей дочери всегда был ее собственный любимый папа, который с нее ничего не требовал, абсолютно ничего. Но в то время я не умела этого понять. Я вспоминаю, как много и жестко я ставила ультиматумов моему гражданскому мужу, и считала именно эту модель поведения нормальной.

Да, а что же мама написала в письме? Письмо мне удалось сохранить. Речь в нем идет о моем втором муже, он иногородний, к тому времени у нас уже родился сын. Хочу добавить, что мой муж никогда не говорил ничего плохого ни о ком из моих родственников.

Надпись на конверте гласит «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит (мат. 12:25)»

Привожу письмо в оригинале (пунктуация моей мамы):

«Лена! Поскольку ты не даешь мне возможности открыть рот и поговорить с тобой, я вынуждена объясняться с тобой письменно. Начистоту. А ситуация складывается непростая. Логически, он [мой муж — прим. автора] поступает правильно и упорно, и терпеливо идет к своей цели. Не зря говорят — дьявол скрывается в деталях. «Но твои (Лена) глаза и твое сердце обращены только к твоей корысти» (Иер.22:17) и потому ты не видишь явного. А он идет от ума, холодно и расчетливо. Он бьет тебя твоим же оружием. У тебя плохая мама? Мы найдем ей замену, хорошую, свою, с огурчиками [мама моего мужа иногда привозила нам соления — прим. автора]! Она сторицей их окупила. Все время, представляя в черных тонах твою собственную дочь (ты позволила это), сделал ее падчерицей твоей. Когда он начинал, он понял, что тебя можно доить и сделать своим якорем, а теперь и то, что все можно прибрать к своим рукам. Он никогда не питал к тебе нежных чувств, не говоря о любви, он приспосабливался. Ему нужен был наш город, квартира, работа. Все это ты ему дала. Но это еще не совсем его. И это его не устраивает, он же не молодеет. Итак, дочь почти в стороне, подруги тоже. Дальше он забросил пробный камень по отношению к Ирине и меня на крестинах. Прошло. И на дне рождения сына он пошел ва-банк. Расчет прост: мы оскорбимся, остальное дело техники. Теперь ты, Слава Богу, одна. На наше место придут его родственники. Своих он не отметает, даже альбом с дедами и прадедами хранит. Чтит. Маме звонит каждый день, и она, как более опытный человек, (теперь она знает все твои слабые стороны) дает ему советы, как лучше загнать тебя в угол. Я ведь видела ее смс, и когда она заметила, что я ее читаю, покраснев, тут же сбросила ее, сказав, что линия перегружена, потом отправит. Так что обработка станет более интенсивной. Главное соблюдать осторожность, чтоб не спугнуть. «Они умны на зло, но доброго делать не умеют» (Иер.4:22). Он потратил столько лет на тебя не для того, чтоб отступать. Тебе кажется, что ты используешь его, нет, ты обессиливаешь себя. Он ищет способ, а может даже и знает, как избавить тебя от непосильной ноши (движимой и недвижимой). И в этом ему поможет сын, он понял это позднее. Ты можешь уверять кого угодно и сколько угодно, как он хорош. Себе не лги. И не считай себя самой умной. Помни: «Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самим собою. И падет величие человека, и высокое людское унизится». (Ис. 5:21). Будь настороже. С твоей астмой, болячками, отрезанностью от всех, ты очень уязвима, от тебя легко избавиться. Можно и в дурдом отправить, депрессию полечить. Да мало ли что, главное доказать (а лучше и не доказывать) твою неадекватность и недееспособность. Он официальный отец ребенка, имеет право оформить себя его опекуном и его имущество тоже. А там… будет видно. Воспитывать сына в любви к тебе не будут, ты тетя, которую, пока выгодно, терпят. Твои неприятности на работе начались тоже с его приходом туда. Жопу, когда нужно, он лижет хорошо. Это я заметила. Сам по себе он глубоко мне безразличен. Меня волнует судьба моих внуков и твоя. Так что твой «первый» [муж — прим. автора] был ангел супротив него. Взвесь все. Открой глаза. Отрезвись. Он проглотит тебя, проглотит и не поморщится. Я не предлагаю тебе никаких решений. Но думаю, что боязнь одиночества и его вылизывания для тебя время от времени не такой уже мощный фактор, чтобы платить за него дорогой ценой.

Помни, что лучших друзей, чем мама, сестра, дочь у тебя не будет. Не отрезай себе пути к отходу. Не укорачивай мне жизнь, ты достаточно сделала для этого. Лучше любить меня живую, чем мертвую, и здоровую, чем больную.

Очнись. И да поможет тебе Бог. Молись.

С искренним беспокойством о тебе, мама».

К этому письму я прислушиваться не стала. На тот момент мне исполнилось тридцать пять лет.

Я почувствовала себя взрослой не только для того, чтобы нести ответственность, но и совершать ошибки, делая собственный выбор. Я почти освободилась от чувства вины перед матерью.

Удивительно, что сейчас мама нахваливает моего второго мужа при каждом звонке и называет его исключительно уменьшительно-ласкательными именами.

Мама родилась в первые послевоенные годы. Она была вторым ребенком в семье, старший брат на пять лет ее старше. До шести лет мама жила в детском доме. Как мама рассказывает сама о себе, она всегда была принципиальным ребенком. Про детдом мама отзывается крайне тепло. Особенно с любовью вспоминает она няню, которая, единственная, кто могла найти к ней подход и справиться с ее самовольным характером.

Недавно я вновь спросила ее, что она думает про свое детство, про свои отношения с мамой.

И вот, как мама рассказывает мне свою историю:

«Я родилась в детдоме и до шести лет была там. Какая мама? О чем и о ком ты говоришь? В детдоме у меня была няня, и когда не могли со мной договориться, то посылали к ней.

Я к ней приходила, и она всегда так тихонько просила меня:

— Возьми свою лавочку и садись.

Я садилась на лавочку, клала голову няне на колени, и она начинала гладить меня по голове.

— Что случилось, Верочка, — спрашивала меня няня, — я тебя слушаю, рассказывай.

И я ей рассказывала ситуацию, с чем и почему я была не согласна. Няня меня внимательно слушала и никогда не перебивала.