Елена Королевская - Две капли голубой крови!

И вот, мама по-настоящему заболела. Не побоюсь сказать, что так «долгожданная» ею болезнь пришла. Несмотря на то, что три года назад она серьезно проверялась поэтому же профилю, с этими же исследованиями, теперь, на основании таких же, ей поставили страшный диагноз. Уже тогда, три года (!) назад, ей, почему-то, упорно казалось, что сделать операцию ей просто обязаны. Ей отказали в пяти (!) профильных столичных платных и бесплатных больницах (отделениях), сказав, что ничего не находят, о чем есть выписки с полными обследованиями. Но мама упорно настаивала… хотя бы на лапароскопии. И мы, чтобы как-то ее успокоить и оправдать действия «бездарных», по мнению нашей мамы, врачей, привели ей как аргумент, что лапароскопию с больным сердцем не делают.

На что мама искренне заявила:

— Ну, на сердце-то я никогда не жаловалась!

— Разве? — тут уже удивились мы.

Видимо, мама считает, что только она может заболеть серьезной болезнью, а то, что сестра начала падать в обмороки от перенапряжения, это ее не трогает. Помимо всех проблем, с этим связанных, у сестры развилась фобия боли. Но она все равно ухаживает за мамой.

Мы с сестрой помогаем ей деньгами, продуктами, оплачиваем такси до врача и обратно, сестра готовит, а иногда убирается у нее, ходит по магазинам… Но, чтобы мы не делали, это все плохо.

Я на море не ездила шесть лет. Маму же последние пять лет мы отправляем к морю каждый год на тридцать дней, так как меньший срок, по ее мнению, ей вреден. Но это помощью так же не считается.

Мама очень хотела, чтобы я бросила в другой стране мужа с сыном десяти лет, из которых четыре с половиной года он и так прожил без матери, и с букетом своих болезней в охапку примчалась за ней ухаживать. Я предложила ей приехать ко мне. Она отказалась, сославшись на родные березки. И вот, выслушивая от нее очередные претензии о недостатке рвения с моей стороны по ее лечению, я задала ей простой вопрос:

— А почему ты не предложила приехать, чтобы ухаживать за мной? Я-то заболела на восемь лет раньше тебя и не насморком. А ты еще год назад была абсолютно здорова?

Лицо мамы вытянулось.

— Ты считаешь, что я должна была приехать? — в голосе искреннее удивление.

— А что, разве есть что-то противоестественное в том, что матери ухаживают за больными детьми?

Я видела по выражению ее лица и растерянности, что эта мысль никогда даже тенью не проскользнула в ее материнском мозгу.

Через минуту она мне ответила:

— У тебя есть муж, пусть он за тобой и ухаживает.

— Действительно, — подумала я, — и как я тебя не послушала? Слава Богу!

В глубине души, я уверена, что мама все же любила и любит нас, но только через призму своего «я», призму своего максимализма, что очень искажает восприятие действительности.

Мама часто задает нам с сестрой один и тот же вопрос, на который у меня нет точного ответа, а именно: «Если она (мама) так нехороша, то как же мы выросли у нее такими хорошими?».

Но я думаю, что мы действительно хорошие, и именно потому, что мы с сестрой осмысленно стараемся искоренить в себе те негативные качества и модели поведения, которые, хоть отдалено, напоминают нам реакцию в схожих ситуациях либо бабушки Зины, либо мамы. Ведь как сказано в одном из фильмов советского периода: «Из максималистов вырастают либо сволочи, либо люди с перебитым хребтом».

Для своих детей нам не хочется ни того, ни другого.

Я, в отличие от мамы, никогда не запрещала своей дочери посещать отца. Но у меня внутри тлела обида от того, что очень длительный период дочь намного более тепло относилась к отцу, считая только меня виновницей развала семьи. Но когда в возрасте шестнадцати лет она, после ссоры с отцом, задала мне такой, казалось бы, долгожданный вопрос, выводящий меня- женщину в возрасте тридцати трёх лет на первую ступень пьедестала ее любви:

— Мама, как ты могла меня родить от такого «урода»?

Я не испытала ничего, кроме боли, что моя дочь разочаровалась в близком ей человеке. Я вижу, что дочка ценит это и прощает меня.

«Не суди и не судим, будешь», — говорится в мудром писании. И я стараюсь не судить, понимая, что и у моих детей ко мне есть претензии, и я сама догадываюсь, какие. Я стараюсь объяснять своей уже взрослой дочери мотивы своего поведения в той или иной ситуации, и если понимаю, что где-то когда-то ошиблась, то прошу у нее прощения. И она, как мне кажется, понимает меня, потому что видит мое искреннее желание исправить положение. Мне и в голову не придет сказать дочке или сыну, что я чего-то не добилась из-за них.

Дописав эту книгу, я хочу сказать тебе, мама, что не принимаю на себя твои ошибки и ошибки по отношению к тебе твоей мамы — моей бабушки. Они ваши и отвечайте за них сами! Я готова к диалогу, но не к требованиям с твоей стороны.

Ты вырастила нас, тебе было тяжело нас растить, я это понимаю и очень за многое я искренне тебе благодарна.

Но одновременно я хочу тебя спросить:

— А ты не задумывалась, как тяжело было нам расти в тех условиях, которые ты для нас смогла или захотела создать? Ты «вырастила» нас до семнадцати и пятнадцати лет и сочла это достаточным, тебе нужно отдыхать, ты устала, о своей маме ты не заботилась, она этого не заслужила. Вместо тебя твоей маме помогали мы. Мы так же, как и ты вырастили и продолжаем растить по двое детей, при этом старшую дочь я растила одна. Тебя никогда не волновало, на какие деньги и какими силами мы растили и лечили наших детей. Каждая из нас не обладает и половиной твоего богатырского здоровья, как и наши дети, и это благодаря твоему выбору, пусть и неосознанному. Мы столкнулись с горем потери ребенка у сестры и тяжелой инвалидностью моего сына. Мы, в отличие от тебя, поддерживали и боролись за своих детей в случаях несправедливостей и обид, нанесенных им в школе, во дворе, да где бы то ни было. Мы работали и учились, мы самостоятельно обеспечили свое будущее и будущее своих детей. И несмотря на все жизненные сложности и проблемы, мы находили и находим силы и возможности помогать тебе и раньше, и сейчас, когда ты по-настоящему заболела. А ты утверждаешь на каждом углу, что ты одинока и у тебя никого нет? Так о каких требованиях ты говоришь, мама? Я очень хочу, чтобы ты выздоровела и жила еще долги долгие годы, чтобы мы могли все это исправить!

А пока я все чаще и чаще думаю о том, что не продлит Господь мои дни. И плачу, мама. Плачу, как в детстве. Я человек, переживший достаточно бед, предательств и потерь. Слезы на моих глазах высохли очень давно, а сейчас, думая о тебе, я вновь не могу их сдержать.

Как же отчаянно мы все хотим быть любимыми, но при этом ни дарить, ни получать любовь не умеем!