Мэтью Вайнер - Хизер превыше всего

Карен спокойно объяснила, что наружные отделочные работы обещают закончить ко Дню благодарения, а сейчас уже Хеллоуин, и переезжать на такой короткий срок – это глупость в чистом виде, поскольку неудобств будет столько же. Возможно, его беспокойство обоснованно, но, по-видимому, стресс от непрерывной стройки, поисков новой работы и их взаимного отдаления сделал его пугливым сверх меры. Да, эти вопросы ее тоже волнуют, не говоря уж о том, что дочь ее игнорирует, но если честно, она считает рабочих вполне безобидными и вежливыми и даже не уверена, что догадалась, о котором из них идет речь, пока Марк не упомянул, что тот белый.

Марк обругал ее, заявил, что все это чушь собачья и что ремонт продлится до весны, а они остались в квартире ради благополучия Хизер, а не чтобы облегчить и без того беззаботную жизнь Карен. К тому же она все время оставляет открытым это гребаное окно на кухне, так что можно легко получить воспаление легких, а если ей так жарко, то пусть оторвет задницу, выйдет на улицу и займется чем-нибудь полезным.

Карен оскорбилась. С какой стати ей оправдываться за свой жизненный выбор перед собственным мужем, объяснять ему, сколько всего она делает для семьи, доводить до его сведения, что она не будет возражать, если ему захочется съехать и видеться с Хизер по выходным. Сама она никуда не поедет, невзирая на любые неудобства. Как раз на этой неделе она собиралась прозондировать почву в издательском бизнесе, и вообще, как он осмелился обвинять ее в эгоизме, если она уже записалась к пластическому хирургу, чтобы ради него стать более молодой и сексуальной?

Но вместо всего этого она, сделав глубокий вдох, выложила то, что давно уже прокручивала в голове: интерес Марка к дочери носит нездоровый характер и весьма ее пугает. Обвинение было замаскировано под озабоченность, однако муж был настолько шокирован, что она пошла на попятную, пытаясь сгладить впечатление от своих слов. В результате все стало еще ужаснее. Она признала, что ей неизвестно, каково это – быть отцом, и что она тоже беспокоится из-за того, что Хизер нравится нехорошим парням, да и вообще любым парням, но Марк с его гиперопекой просто зануда и ревнует дочь ко всем мужчинам подряд.

Марка аж замутило от ее лицемерия, и в ответ он заорал. Если у кого и есть навязчивые идеи, то это у нее. Только она неспособна что-либо увидеть вокруг, кроме дочери. Он потребовал, чтобы она согласилась с переездом. Если не хочет сделать это ради него, пусть сделает ради Хизер, выкрикнул он, потому что для него Карен так и так никогда ничего не делала, в ее списке приоритетов он всегда занимал последнюю строку, и если она варит для него кофе, то только чтобы произвести впечатление на Хизер.

Выговорившись, Марк почувствовал облегчение, а потом раскаяние – когда она схватила подушку и покинула спальню. Сидя в одиночестве на их неразобранной постели, он обратил гнев на себя самого: поделом ему, нечего было малодушно делиться с женой своими опасениями. Теперь ему стало ясно: положение критическое и говорить правду – не лучшая стратегия. Ужасные слова Карен явственно свидетельствовали о зависти и стремлении разрушить близость между ним и Хизер. Ему надо проявить выдержку и быть выше всего этого. Он принес Карен безоговорочные извинения и согласился с тем, что его реакция была излишне бурной и им вовсе не нужно переезжать.

Карен скользнула в постель и улеглась рядом с Марком, изображая готовность все простить и забыть. На ее взгляд, ничего так и не удалось решить, но она не раскаивалась за свои мысли, лишь жалела, что высказала их вслух. Она осторожно бросила на Марка взгляд поверх своего планшета, когда он повернулся во сне, и не смогла поверить в то, что веселый, обожающий ее мужчина, за которого она когда-то вышла замуж, превратился в параноика и лузера, вообще ее не замечающего. Она выключила свет и стала думать о будущем, воображая, будто у нее есть любовник, возможно один из красавцев-отцов из школы, всегда готовых завести легкую интрижку, а потом задремала, оставив ладонь между ног и легонько поглаживая себя, как делала это в детстве.

Марк притворялся, будто спит, а сам размышлял, не лучше ли осторожно предупредить Хизер или даже все рассказать ей, – однако относился к дочери слишком трепетно, чтобы вот так грубо нарушить ее душевный покой. Может, если он свозит Хизер на острова Теркс и Кайкос и проведет с дочкой каникулы мечты, это не будет считаться похищением, а Карен, возможно, все поймет и присоединится к ним? Он сам расстроился, что наговорил ей столько всего. Нужно было просто устроить им обеим сюрприз, неожиданный отпуск, и заплатить кому-нибудь, чтобы за время их отсутствия вещи перевезли в другую квартиру; теперь уже поздно, однако в любом случае он обязан забрать отсюда Хизер. А еще он думал о том, что можно уронить с большой высоты на голову рабочему что-нибудь тяжелое вроде разводного ключа или кирпича.

Почти каждый день Хизер читала в темноте, и сегодня она тоже смотрела на экран телефона, зная, что родители наконец-то расслабились, решив, что она спит. Вечером она слышала пререкания матери с отцом, но уже давным-давно научилась не обращать внимания на их стычки, потому что они всегда касались только ее и никогда не приводили ни к чему серьезному. И мать, и отец были исключительно невосприимчивы к душевным переживаниям. Отец уверял, что у него их вообще не бывает, а мать была убеждена, что все разделяют ее чувства. Долгие годы Хизер не догадывалась, что умение распознавать или даже ощущать чужие эмоции присуще не всем, а потом, обнаружив, что и взрослые, и ее друзья набрасываются друг на друга не нарочно или, по крайней мере, неосознанно, решила держать дистанцию, не в силах и дальше страдать от обычного поведения среднего человека.

Хизер всегда обладала чувством справедливости и пониманием, что все стараются поступать хорошо, и, видя, как меняются ее родители дома, как они не в силах разделить друг с другом свою радость, задавалась вопросом, что такое она сделала с ними самим своим появлением. Раньше она часто прислушивалась к их сражениям, иногда даже проскальзывала в спальню, пряталась под кроватью и молилась, чтобы они развелись и наконец-то поделили ее любовь поровну, чтобы можно было улыбаться миру, не опасаясь, что Марк или Карен перехватят ее улыбку.

Хизер читала о событиях в мире и, превозмогая сердечную боль, пыталась взглянуть на них под новым углом, открывающим тему для дискуссии, которая бы позволила получить приглашение на январские дебаты в Стэнфордском университете и, значит, съездить в Калифорнию, а возможно, даже попасть на общенациональные дебаты, если, конечно, отец не наложит вето. Она любила спорить, путешествовать и знакомиться с другими ребятами, однако выбрала университетские дебаты с их выходом в политику и юриспруденцию после того, как окончательно пришла к выводу, что ее родители не получают удовольствия от своей скучной работы. Она поклялась, что избежит их несчастной судьбы, для чего будет прилежно учиться и заводить побольше друзей, а не врагов. А еще она любила и умела побеждать – внешне корректно, демонстрируя серьезное отношение к фактам и этике, но внутренне ликуя после каждой выигранной дискуссии.