Леонид Гартунг - Был такой случай… Повести

— Кто поет?

Игорь Николаевич ответил, но Федя о такой певице не слышал.

— И вы ее понимаете?

— Конечно.

Федя не поверил:

— Ну вот, о чем она сейчас поет?

— О любви.

— А на каком языке?

— Не все ли равно? Это на всех языках понятно.

Тут Федя, не подумавши, ляпнул:

— Теперь жену бы вам…

Сказал, и тут же пожалел.

Игорь Николаевич взглянул на Федю невесело:

— Кто за меня пойдет?

— Хотя бы наша Таиска.

— Ты уверен?

— Не очень, — признался Федя.

— Я тоже!

Игорь Николаевич вздохнул, прислушался и озабоченно покачал головой:

— Резонанс!

— Ну и что? Зато громко, — успокоил его Федя.

Что правда, то правда. Так громко, что все отлично слышно и в квартире Кораблевых. Даже слова можно различить.

Самое замечательное в новой квартире — балкон. Иногда Федя берет у Игоря Николаевича полевой бинокль. (Бинокль этот Игорь Николаевич очень бережет, его отец привез с войны). Тогда до переезда рукой подать. Виден лес. Еще тепло, но листья берез пожелтели. Видны светлые рельсы дороги, асфальтированное шоссе. Когда-то за домиком, где жили Кораблевы и Перелясовы, ничего не было. А теперь — целая улица. Зато самого домика как не бывало. Остались сосны.

А на соседнем балконе девочка. Федя еще не знает, как ее зовут. Внешне она как все: косички с ленточками, коричневое платье с белым воротничком. Но есть в ней что-то такое, чего не замечает никто, кроме Феди. Он пробовал сформулировать, что именно, но не получилось. Утром она поливает цветы в длинных ящиках, прикрепленных к перилам балкона. Тут он видит ее мельком. А вечерами она подолгу сидит на балконе с книгой. Сперва он думал, что это стихи, но книга у нее на коленях толстая-претолстая. Должно быть, какой-нибудь роман. Интересно бы узнать заглавие.

На новой квартире исполнилась мечта Феди — его приняли в юношеское спортобщество «Здоровье», зачислили в футбольную секцию и выдали синюю майку, трусы и бутсы. Федя ходил, как именинник.

В эти последние дни августа Феде захотелось побывать в той школе, в которой ему предстояло учиться. Запись происходила во дворе школы. Незнакомая учительница за столиком, покрытым красной скатеркой, сказала:

— Будешь учиться в восьмом «В».

Ему все равно было — «А» или «В» — и так, и так все незнакомые: и учителя и ученики.

В школе на Федю никто не обратил внимания: все заняты были своим делом.

Готовые классы и кабинеты были заперты. Какой-то дяденька в сапогах привинчивал к дверям стеклянные таблички.

Двери были открыты только в актовый зал. На Федю сердито наскочила уборщица:

— Ты что? Туда нельзя…

Но Федя все же заглянул: в лицо пахнула жара — здесь, раскаленные докрасна, стояли десятка полтора электрических плиток — ускоренно сушили краску только что покрашенных панелей.

В коридоре встретилась женщина в сером халате. Федя спросил ее:

— Где будет восьмой «В» класс?

— А кто его знает… Для нас они все одинаковые.

Какой-то мужчина — не то директор, не то завуч — спросил:

— Вам что?

Он не сказал «мальчик», и непривычно прозвучало это «вы».

— Я буду здесь учиться.

— Приходите первого сентября. В полдевятого. Записались?

Федя кивнул. Ходил он по школе и всюду заглядывал: оказывается, он не один — по коридорам ходила та самая девочка… Он хотел спросить, как ее зовут, но не посмел. Увидел близко только ее глаза, карие, внимательные. Мельком осведомился:

— Ты в каком классе будешь учиться?

— В восьмом «В».

— Вместе, значит.

— Угу…

Больше никакого разговора не было. Федя пошел домой.

Дома Таиска спросила его:

— Ты чувствуешь, что теперь у нас все новое?

Она была права. Жизнь как будто только начиналась: новая школа, новая квартира, будут и новые товарищи. Все обновилось, но говорить об этом не хотелось. Зачем говорить о том, что и так понятно?

Семья Бубликовых получила квартиру в другом районе города. Ленька встретил Федю как-то сдержанно… Перед Фединым другом лежал на столе тетрадный листок. На листке было написано Ленькиным почерком: «Зоркий», «Выслежников», «Детективов», «Антикриминалов», «Неподкупный»…

— Что делаешь? — осведомился Федя.

— Вот… Какая фамилия тебе больше нравится?

— Чепуховина какая-то…

— Нет, не чепуховина. Я фамилию ищу. Для себя.

— Зоркий…

— Зоркий отпадает, есть такой фотоаппарат для начинающих. «Антикриминалов» — длинно. «Выслежников», может быть? А тебе как?

— Что-то собачье…

Ленька согласился:

— Но и Бублик не годится для следователя: «Ваше дело будет вести Бублик…»

— Да, не то… — согласился Федя.

— Скоро паспорт получать. Подам заявление, старая фамилия очень уж неблагозвучная, попрошу присвоить новую… Как думаешь? Впрочем, тебе-то что? «Кораблев» — вполне подходяще…

В итоге Федя ушел от Леньки с непривычным сознанием того, что он много взрослее своего друга.

Лидия Борисовна решила сделать Таиске сюрприз — купила ей книжный шкаф. Стоил он сам по себе, стоила перевозка до дома, кроме того, пришлось заплатить двум грузчикам, чтобы они втащили его на девятый этаж… Все это деньги немалые. Но верно говорит мать:

— Деньги существуют для человека, а не человек для денег.

Они решили, пока Таиски нет дома, все ее книги расставить в новом шкафу. И вот, когда он помогал расставлять книги, наткнулся на фотографию Белого, которую тот прислал еще из армии. На ней Белый такой красивый, веселый. Вдруг рядом прозвучал голос мамы:

— Что ты там рассматриваешь?

Взяла из рук сына фотографию:

— Где взял?

— Вот в этой книге.

— На, и сейчас же положи на место.

Федя послушался, но это показалось ей недостаточным. Она продолжала:

— Таиска должна быть уверена, что в ее отсутствие мы ничего не тронем.

— Подумаешь, секреты, — усмехнулся Федя.

— Секреты, не секреты… Это ее дело. И только ее.

А через день или два пришла Эльма Самойловна. Федя был дома один. В прихожей раздался звонок. Открыл дверь — на пороге она. В очках, седая. Не поздоровалась, ничего не спросила, сразу начала говорить:

— Была у Модеста. Его самого не видела, но передачу ему взяли.

Села на стул, задумалась. Замолчала, словно забыла, что не одна.

— Как вы живете? — спросил Федя, чтобы только не молчать.

— Я живу? — очнулась она, недоуменно взглянула на Федю. — Впрочем, может быть, и живу. У меня комната и кухня. В новом доме.

Опять замолчала, потом внезапно заговорила:

— Клавушка его отговаривала. Она мне все рассказала. А Модест, напротив, посылал. Не родной. Всегда был и остался… Лизунов там этот старался. Сам бы Арик ни за что…

Опять замолчала. Усмехнулась:

— Взяли подписку о невыезде. Странные люди… Да куда же я от его могилы!..