Ричард Роупер - Как не умереть в одиночестве

Эндрю заговорил, запинаясь и каждые несколько секунд делая паузы:

– Ты… ты врала когда-нибудь так сильно, что потом ощущала, что обратного пути нет… что ты… что тебе остается только одно: притворяться дальше?

Пегги спокойно взглянула на него.

– Однажды я сказала свекрови, что перекрестила ящики с рассадой, хотя не делала этого. Потом все Рождество чувствовала себя неуютно… но это же не то, о чем ты спрашиваешь?

Эндрю медленно покачал головой, и слова полились из него так, что он не мог остановиться:

– Дианы, Стеф и Дэвида не существует. Все вышло по недоразумению, а потом я продолжал врать, и чем дальше врал, тем труднее было сказать правду.

По лицу Пегги было видно, что ее мысли и чувства смешались.

– Не думаю, что я тебя правильно поняла, – выдавила она.

Эндрю прикусил губу. Откуда-то взялось нелепое ощущение, что он сейчас расхохочется.

– Мне просто хотелось быть как все, – пояснил он. – Началось с мелочи, а потом, – он коротко и визгливо хохотнул, – вышло из-под контроля.

Пегги потрясенно смотрела на него. Она доигралась с одной из своих сережек – та выскользнула из уха и запрыгала по столу, как замерзшая на лету маленькая голубая слезинка.

Эндрю смотрел на нее, и в голове зазвучала мелодия. На этот раз ему не хотелось, чтобы она замолкла. « Голубая луна, меня ты видела стоящим одиноко». Он начал мурлыкать мелодию вслух. Пегги охватывала паника, и Эндрю чувствовал это. « Спроси меня. Пожалуйста», – молча молил он.

– Значит, насколько я поняла, Дианы просто… не существует? – спросила Пегги. – Ты ее выдумал.

Схватив стакан, Эндрю залпом опустошил его.

– Ну, не совсем, – отозвался он.

Пегги потерла глаза, потом достала из сумочки телефон.

– Что ты… кому ты звонишь? – заговорил Эндрю, поднимаясь, и охнул от боли – он забыл про больную ногу.

Пегги махнула рукой, заставляя его сесть на место.

– Привет, Люси, – поздоровалась она в трубку. – Я звоню спросить, не присмотришь ли ты за девочками еще пару часов. Спасибо, милая.

Эндрю хотел было начать свой рассказ, но Пегги жестом остановила его.

– Прежде чем мы куда-то поедем, мне нужно заменить масло, – сообщила она, допила пиво, потом собрала стаканы и пошла к стойке. Эндрю сцепил руки. Они были такие холодные, что он их почти не чувствовал. Когда Пегги вернулась с напитками, выглядела она так, будто приняла какое-то решение – стальной блеск в глазах говорил, что она готова услышать худшее и ничему не удивиться. Да, вот так же смотрела на него Диана.

В Бристольский университет Эндрю уехал летом, после смерти матери. Сэлли жила в Манчестере с новым приятелем, и дело было не столько в тяге к высшему образованию, сколько в поиске кого-то, с кем можно поговорить. Без каких-либо проблем Эндрю нашел жилье в той части города, что называется Истон. Дом стоял возле поросшего травой участка, которому некий оптимист присвоил буколическое название Лисий парк и который на самом деле представлял собой крошечный зеленый участок, зажатый между одной из улиц и шоссе М32. Когда Эндрю добрался сюда со своим пухлым фиолетовым рюкзаком, набитым пожитками, то увидел в парке одетого исключительно в мусорные мешки мужчину, который пинал голубя. Из кустов появилась женщина; она оттащила чудака, но, к ужасу Эндрю, только для того, чтобы самой попинать жертву. Он еще не отошел от душераздирающей командной забавы, когда хозяйка повела его показывать жилье. У миссис Бриггз были ярко-голубые волосы и кашель, звучавший как отдаленные раскаты грома, но Эндрю быстро понял, что за суровой внешностью скрывается доброе сердце. Она, казалось, постоянно готовила, иногда при свечах, если выходил из строя электросчетчик, а это случалось регулярно. Нервировала ее привычка соскальзывать на критику посреди фразы, не имеющей отношения к делу:

– Не волнуйся за того малого с голубем, он немножко странный… черт, тебе нужно постричься, птенчик… и мне кажется, по правде говоря, что у него не все дома. – Таким образом она как бы походя сообщала плохие новости.

Вскоре Эндрю полюбил миссис Бриггз, и это оказалось очень кстати, потому что на курсе его все бесили. Он был достаточно сообразительным, чтобы понять: философия привлекает людей определенного типа, но этих, казалось, специально вырастили в лаборатории, чтобы раздражать его. Все парни носили жидкие бородки, курили маленькие дрянные самокрутки и большую часть времени проводили, стараясь произвести впечатление на девушек туманными цитатами из Декарта и Кьеркегора. Девушки носили джинсы и на лекциях сидели с каменными лицами, но под маской невозмутимости кипел гнев. Только позже Эндрю понял, что вели они себя так в основном из-за преподавателей-мужчин, которые пускались в оживленные дискуссии с парнями, а с девушками разговаривали как со смышлеными пони.

Уже через несколько недель он обзавелся парой друзей – безобидным, в общем-то, валлийцем с рыхлым лицом по имени Гэвин, любителем неразбавленного джина, утверждающим, что он видел летающую тарелку над полем для рэгби в Ллэндовери, и его подружкой, третьекурсницей Дианой, носившей яркие очки в оранжевой оправе. Дураков она терпеть не могла. До Эндрю быстро дошло, что Гэвин – законченный дурак, постоянно испытывающий терпение Дианы самыми изощренными способами. Они были вместе еще до универа – « любовь с детских лет, понимаешь ли» , объяснил ему Гэвин как-то вечером после шестой порции джина, – и Гэвин поехал за ней в Бристоль, чтобы учиться на том же курсе. Позже Диана призналась, что сделал он это не потому, что не мог переносить разлуку, а по причине полной неспособности справиться с простейшими делами.

– Пришла раз домой, а он пытается приготовить куриные наггетсы в тостере.

По причинам, для Эндрю неясным, Диана оказалась первым в его короткой взрослой жизни человеком, который не испытывал совершенно никаких проблем в общении с ним. С Дианой он не заикался и не спотыкался о слова, и у них было схожее чувство юмора – черного, но не жестокого. Несколько раз, оставаясь наедине с нею – если ждали Гэвина в пабе, когда тот отходил в туалет или к стойке, – Эндрю начинал рассказывать Диане про маму и Сэлли. Диана обладала природным даром находить позитивное в испытаниях, через которые он прошел, но ничего не упрощала, и когда он заговорил о маме, то обнаружил, что вспоминает те редкие моменты, когда она казалась беззаботной и счастливой. Обычно это случалось, когда она копалась в саду, на солнышке, под звучавшую фоном Эллу Фицджеральд. Рассказывая о сестре, Эндрю припомнил те дни, когда они смотрели хаммеровские ужастики. В этот период Сэлли стала приходить из паба с подарками, которые она «приобрела». Она явно получала их от одного пронырливого клиента, воровавшего товар из грузовика. Эндрю перепал настольный футбол «Саббатэо», маленький деревянный инструмент, известный под названием варган, и показавшийся ему совершенно великолепным «Флайинг Датчмен» с зеленым, как яблоко, локомотивом и вагоном из тикового дерева. Эндрю влюбился в этот локомотив, но именно Диана помогла понять, что привязался он не к сам о й модели – она стала символом того короткого периода его жизни, когда Сэлли проявляла к брату больше всего заботы и любви.