Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

В мае ее окончательно захлестнули эмоции: Карен решила, что беременна. Она действительно хотела ребенка и тут же отправила Денису телеграмму, использовав кодовое слово «Даниэль». Полученный ответ был кратким: «Настаиваю на том, чтобы ты отменила визит Даниэля». На отправленный Карен ответ он телеграфировал: «В отношении Даниэля поступай как знаешь, я мог бы приветствовать Даниэля, имей я возможность предложить ему партнерство, но таковое невозможно. Тчк». Карен отвечала: «Спасибо за телеграмму. Я не собиралась просить о помощи, единственное – о согласии. Таня».

То была ее последняя беременность. Вероятно, как и раньше, случился выкидыш. В течение всего лета она не написала Денису ни слова.

Карен 41 год, и она не замужем. У нее сифилис, за душой – ни гроша. Она влюблена в мужчину, не желающего связывать себя узами брака. Она хотела бы завести ребенка, чтобы жизнь обрела хоть какой-то смысл, но и это не получается. Она впадает в отчаяние. Осенью Карен пишет брату семнадцатистраничное письмо, которое проливает свет на то, к чему она пришла в результате длительного самокопания. Она явно не рождена для «обычного» счастья, ей следует принять вызовы судьбы, оставаться «однонаправленной» со своим возлюбленным, не стремиться к собственничеству, ощущая всю тяжесть одиночества. Теперь Карен сосредоточится на воспитании детей на ферме, будет считать Дениса старым верным другом, а себя умудренной годами женщиной, живущей одиноко – почти монахиней.

Возможно, Карен успокоилась, а возможно, взглянула на ситуацию рационально. Однако разве у одинокой, незамужней, бездетной сорокалетней женщины может быть иной шанс, кроме как начать выстраивать жизнь из карт, что выпали? «Дело не в картах, дело в умении играть», – писала Карен. Вариантов немного: либо сокрушаться, либо понять, что выпавшие карты – путь к чему-то особенному и уникальному, к той возможности, что иначе не возникла бы. Значит – нужно начинать жить, используя эту возможность.

Одно скажу тебе, Карен, я тоже влюблена в Дениса – в харизматичного, искрящегося, отсутствующего мужчину – приходящего и уходящего, когда ему заблагорассудится; в такого, который, уходя, не говорит, куда уходит или когда вернется, или, мол, увы, я должен тебя покинуть, хоть и хотелось бы провести это время с тобой. Нет, он просто встает, идет в прихожую, одевается и говорит «я пошел». И когда он приходит, то в комнате загорается свет и тогда кажется, что я там, где и должна быть. Всегда, хотя я знаю, что он скоро покинет меня.

Ожидание его может длиться очень долго, но, Карен, когда Дениса не станет, когда он уйдет окончательно, именно тогда нам нужно будет начать делать что-то иное. Писать, путешествовать, размышлять о том, куда мы хотели бы потратить краткие мгновения наших жизней.

И то, что мы наконец перестанем чего-то ожидать, станет для нас подарком.

И смотри: следующие годы стали для нее счастливыми.

13.7.1927. Дорогая тетушка Бесс… Верю, что множество людей ощущали бы большее счастье, переезжая с ярмарки на ярмарку с обезьяной, лишь бы это дарило им новые переживания и впечатления, вместо того чтобы просто сидеть в застрахованном доме с гарантированным достатком, когда каждый день похож на предыдущий… Думаю, многие подсознательно ощущают, что опасность, дикие мечтания и возможность поставить все на кон дают душе больше пищи, чем спокойное и безопасное существование.

1.11.1928. Дорогая матушка… В субботу после ужина я отправилась в «Мучайгу» на танцевальный вечер. Денис не пожелал пойти со мной, я же планировала вернуться вовремя, но такое совершенно невозможно, когда речь идет о «Мучайге», так что я вернулась только лишь в половине шестого утра. Леди Деламер вела себя скандальным образом за ужином: она бросалась в принца Уэльского большими кусками хлеба, и один попал мне в глаз. Так что у меня сегодня синяк под глазом…

В эти два года наиболее значимые встречи Карен случились со львами. Те символизировали для нее переживания, которые позже отразились в ее книгах. Правда, на самом деле я даже и не знаю, что думать по поводу убийств львов. Мне трудно читать о том, как Карен и Денис утром нового 1928 года встретили «просто великолепного льва с черной гривой», и что более прекрасного они никогда раньше не видели, и как они пришли к тому, что его «надо обязательно заполучить», и что, застрелив льва и содрав с него шкуру, они, счастливые, позавтракали с вином. Матери Карен написала, что ей просто не верится: у нее никогда не было такого новогоднего утра».

Столь же неоднозначна еще одна история, ставшая для нее даже более значимой. В апреле того же года управляющий пришел доложить, что двое львов разогнали их быков, и испросил разрешения подложить им отраву. Карен сразу же запретила это как «неспортивное поведение». Вместо этого они с Денисом притащили бычью тушу на холм в качестве приманки, а когда стемнело, вернулись на место. В свете фонаря Карен увидела, что на них уставился огромный лев, а рядом оказался и второй. Ситуация принимала оборот, опасный для жизни, но Денис успел застрелить обоих львов. С них содрали шкуры, а затем они вернулись с ощущением «дичайшего приключения», открыв по приходе домой бутылку шампанского. «То были два молодых самца с черными гривами и гигантскими лапами. Даже мертвыми они были красавцы – никогда не забуду их движений в ночной темноте», – писала Карен.

После того случая местные начали обращаться Карен не иначе, как «уважаемая львица», и тот эпизод окончательно убедил 43-летнюю Карен в том, что ее выбор между «львами и семейной жизнью» окончательно склонился в пользу первых. Она написала своей тетушке Бесс, что управляющий мог и сам застрелить львов, но потом сообразил, что женат, у него ребенок и второй на подходе, поэтому пойти на такой риск он не решился. «Я вас хорошо понимаю, – заверила она управляющегого. – Я сама с Денисом Финч Хаттоном пойду по их следу». Последнему она сказала такую фразу: «Мы рискуем нашими жизнями, не имеющими никакой ценности». Карен добавила, что пришла к осознанию: те, кто планирует вступить в брак, должны четко прояснить для себя, выбирают ли они львов или семью. «Главная ценность моей жизни, если она вообще есть, – это убивать львов. А еще возможность жить свободно и поступать со своей жизнью на свой вкус. Таких людей много в мире, и, как кажется, они имеют такое же право обладать своей жизнью, как и семейные».

Да, Карен, я понимаю твою метафору. Только на этих райских равнинах Маньяры никак не могу поверить, как убийство львов может даровать настолько мощные эмоции, что хочется откупорить бутылку шампанского.