Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

Впрочем, сто лет назад дела обстояли иначе. Сафари считалось уж очень модным делом, начало которому положил президент США Теодор Рузвельт. В 1909 году его сафари длилось целых девять месяцев, и за это время подстрелили 11 000 животных. Цифра невероятная! После этого в Восточную Африку потекли рекой богатые туристы. Они уничтожили такое количество диких животных, что в 1920-х годах возникла реальная угроза их вымирания.

Страсть к охоте не обошла стороной и Карен. До их медового месяца с Брором в 1914 году она не понимала самой идеи охоты, но теперь находилась во власти эйфории. Подстрелить животное, вытащить тушу, содрать шкуру, разделать, развесить по стенам рога… Как если бы все вдруг стали игроманами, и чем крупнее и красивее оказывалась добыча, тем больше очков зарабатывал стрелок. В 1914 году Карен написала, что ни один нормальный человек не может жить в стране львов, не пытаясь охотиться на них. А фотоохота на диких животных означала для нее «приятную платоническую встречу», где речь не идет о жизни и смерти, а значит – неинтересно.

Думая по ночам о Карен, не могу избавиться от навязчивого образа Карен со львами.

На одном из снимков они с Брором позируют с ружьями в руках, а в ногах у них две львицы – словно прилегли отдохнуть на полуденном солнце, но на самом деле они мертвы. Карен как будто счастлива. На другом – палатка с растянутыми на ней шестью шкурами львов и тремя леопардовыми. Перед палаткой сидит Карен, на земле лежит мертвый леопард. А вот еще одна: Карен и Ингрид с соседней фермы позируют на фоне подстреленной ими зебры. На женщинах подходящие ситуации юбки, широкополые шляпы и ружье. Они собираются на воскресную прогулку с собаками. За ними открывается бескрайнее море саванны. Еще на одном снимке Карен широко улыбается: она только что подстрелила леопарда.

Дорогая Карен,

насколько я восхищена тобой, настолько же сложно мне видеть снимки, где ты с победоносным видом позируешь среди трупов животных. Будь любезна, не посылай мне их больше.

Осенью 1928 года принц Уэльский, будущий король Англии Эдуард VIII, посетил Восточную Африку, и к Денису обратились с просьбой устроить для высокопоставленного гостя сафари. На одном из обедов принц изъявил желание прийти на ужин в дом Карен, а заодно посмотреть африканский племенной танец « нгома ». Карен охватила паника: на то, чтобы спланировать меню, «найти подходящих компаньонок» и уговорить вождей племен, чтобы те послали воинов исполнить танец «нгома», было всего несколько дней.

Но все удалось на славу. Ужин в честь королевской особы подали 9 ноября 1928 года в доме Карен. Он начался с небезызвестного «чистого бульона» Каманте, за ним последовала камбала из Момбасы под голландским соусом, присланная племенами масаи серая куропатка с бобами, сливочная паста с трюфелями, маринованный лук, салат из помидоров, лесные грибы, саварен, клубника и гранаты. Карен и Денис сидели по разные стороны стола – порядок рассадки гостей известен из рисунка Карен в письме матери. После ужина всех ждал главный номер празднества. Африканская пляска не могла не впечатлить гостей, ведь «нгома» – это настоящий спектакль, где раскрашенные мужчины-кикуйю, обряженные в страусовые перья с украшениями из обезьяньей шкуры на ногах, впадают в экстаз в свете костра под треск барабанов.

Сафари принца Уэльского фиксировалось на пленку. Рядом с ним стоят оба его гида – Брор и Денис. На снимках Денис высокий, худой и неловкий, на голове нелепая дедовская шляпа, но он сильно вырос в моих глазах после того, как я узнала, что именно Денис выступил с инициативой о прекращении хищнической охоты в Восточной Африке. Заручившись поддержкой принца Эдварда, он инициировал в Англии кампанию против охоты с автомобиля (ее он ненавидел больше всего, так как плохо стреляющий американский турист мог застрелить до двадцати львов за день). В итоге охота в Серенгети и впрямь была запрещена. Новым писком моды стали сафари с фотоаппаратом, начатые принцем Эдвардом.

Позднее и Карен пересмотрела свои взгляды. В 75 лет в книге «Тени на траве» она написала: «Поначалу в Африке я жить не могла без того, чтобы не подстрелить по одному экземпляру каждого вида дичи. В течение последних десяти лет без нужды я не сделала ни одного выстрела, только если требовалась пища для моих туземцев. Мне просто стало казаться бессмысленным и противным ради сиюминутного порыва страсти уничтожать чью-то жизнь, являющуюся частью этой огромной природы… Но противиться охоте на львов я не могла, поэтому последнего застрелила незадолго до того, как покинула Африку».

Утром мы отправляемся понаблюдать за львами. Нам предстоит долгий путь из Маньяры в Серенгети. Плато затянуто туманом. Прохладно и даже немного зябко. Проезжаем Карату – последний «город» на краю цивилизации, выглядящий нагромождением засыпанных песком и пылью хибар по краю дороги. Желания остановиться и познакомиться поближе он не вызывает. На заправке в окно машины стучит мальчишка и просит доллар на школьную форму, обед или хотя бы на чай. Здесь проезжают все едущие на сафари богатые туристы.

Мы двигаемся по краю кратера Нгоронгоро и останавливаемся на смотровой площадке. Это место священное для племени масаи. Кратер выглядит сказочным, словно переместился сюда из мира фильмов Хаяо Миядзаки. Вспоминаю слова Олли, что ему этот «чертов кратер» надоел хуже некуда, потому что там ничего не происходит, – однако в глазах случайного туриста он выглядит раем на земле. С края кратера мы начинаем спускаться в холмистую горную долину: земля покрыта желтыми цветами, то здесь, то там виднеются маньяты и гигантские стада рогатого скота, принадлежащие масаи.

Вдруг эта идиллия превращается в совершенно выжженную сухую и ровную пустыню, температура поднимается градусов на двадцать: здесь находится расщелина Олдувай. Отсюда до нашего отеля в Серенгети ехать порядка сотни километров. Это место – родина наших предков, здесь более миллиона лет назад проживали homo habilis и homo erectus , только эта пустыня даже отдаленно не напоминает Эдем. Стоит удушающая жара. Воздух кажется серым от пыли, терновник по краям дороги весь в белой пыли, каждый проезжающий автомобиль поднимает за собой невероятное облако пыли – и вот уже все в нашей машине покрыто пылью расщелины Олдувай. Фазаль выжимает педаль газа. И тут я понимаю, что он имел в виду, говоря утром, что предстоит трудная поездка. Я оборачиваю лицо платком, чтобы не задохнуться от пыли, но окно приходится держать открытым, иначе выдержать эту дикую жару невозможно. Периодически проезжаем мимо сидящих под деревьями женщин масаи, и тогда я думаю: как здесь вообще возможно жить? Кажется, что воды нет в радиусе десятков километров.