Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

Несколько лет назад в Японии во время работы над своей дебютной книгой мне удалось посетить выставку работ Яёи в токийском музее Ватари-Ум. Там впервые в жизни я увидела на витрине те самые письма, которые юная Яёи отправила Джорджии О’Кифф. Переписка произвела на меня исключительное впечатление: я долго смотрела на письма, пока не поняла, о чем речь.

То были письма ночной женщине и ответы ночной женщины .

И я подумала: неужели все так просто?

Если хочешь чего-нибудь, спроси совета у своей ночной женщины. Ночная женщина обязательно ответит .

Письма Джорджии привели Яёи в Америку. Одному родственнику удалось организовать для нее визу под тем предлогом, что работы Яёи представлены на выставке в Сиэтле. Яёи взяла с собой шестьдесят шелковых кимоно и две тысячи рисунков и картин, на средства от продажи которых она планировала жить, потому что из Японии тогда можно было вывозить лишь небольшие суммы наличных денег. Вдобавок она контрабандно вывезла с собой зашитые в одежды и запиханные в обувь нелегально обменянный миллион йен, где-то две тысячи долларов, и сожгла до отъезда все оставшиеся работы (по нынешним расценкам, на многие миллионы йен).

В ноябре 1957 года в возрасте 28 лет Яёи прибыла сначала в Сиэтл и после выставки перебралась в Нью-Йорк. Взятые с собой деньги быстро закончились, и дальше ее ждала жизнь художника с дыркой в кармане. Началась борьба за выживание, хотя изначально Яёи поставила перед собой честолюбивую задачу: ни больше ни меньше осуществить революцию в искусстве. В ее квартире не хватало окон, кроватью служил притащенный с помойки матрац и одно одеяло. Она мерзла, голодала и страдала от галлюцинаций. Ее дневной рацион мог состоять из пригоршни каштанов, иногда случалось подобрать за торговцем рыбой выброшенные рыбьи головы и полусгнившие листья капусты из мусорного бака торговца овощами, чтобы сварить суп, благодаря которому голодная смерть отодвигалась еще на один день. Одновременно Яёи постоянно работала. Каждый цент она тратила на художественные принадлежности, и вскоре ее ателье заполнилось холстами с нарисованными на них сетями – озабоченные друзья интересовались, почему у картин всегда одна и та же тема. Случалось, что Яёи сначала заполняла холст сеткой, продолжала рисовать на столе, на полу и на своем теле, а затем повторяла все заново, пока сети не утрачивали грани: в окружении сетей художница делала попытку забыться, сети, с ее слов, помогали ей самораствориться. Однажды утром сети пришли в движение и начали заползать на нее, вызвав приступ паники. Пришлось вызывать «Скорую».

Яёи продолжала маниакально работать, порой на несколько дней забывая про еду и сон. В октябре 1959 года ее мечта осуществилась: ее персональной выставке Obsessional Monochrome в Нью-Йорке сопутствовал успех.

В ноябре я отправляюсь за Яёи в Японию. Приближается убийственная темнота зимы. Уже пошатываясь, я стою на грани черной пропасти, кружусь на карусели ночных женщин, а на горизонте маячит полный упадок сил. Меня не покидает мысль о том, в каких условиях и в каком психическом состоянии Яёи находила силы работать – и если она смогла, то я тоже должна суметь!

Решаю написать ей письмо, благо адрес можно найти в Интернете. Вообще, проблема ночных женщин в том, что все они уже отошли в мир иной, а 86-летняя Яёи – единственная, кого я чисто теоретически могу повидать. Начинаю письмо как-то нелепо – Konnichiwa , вдруг поняв, что не имею ни малейшего представления о японских правилах переписки. Затем перехожу к делу.

Яёи мне ни разу не ответила.

Принимаю решение съездить на пару дней в Токио. На месте размышляю о том, имеет ли смысл тусоваться где-нибудь неподалеку от частной психиатрической клиники, расположенной в районе Синдзюку, где обитает Яёи. Ее ателье находится по соседству с клиникой, и, насколько известно, по утрам она направляется туда, работает целый день и возвращается в больницу вечером. А вдруг мне удастся хотя бы мельком увидеть ее, переходящую улицу? И что, если увижу? Я где-то читала, что Яёи не желает ни с кем встречаться, что больница – это ее островок безопасности и что в одиночестве она не рискует пойти даже в магазин, так что крики туриста на улице напугают ее до смерти. А что, если воздать должное ее перформансам – раздеться догола и встать на дежурство перед больницей, предварительно раскрасив тело кружочками? Вдруг она помашет мне ручкой из окна! Может, я и сама стану пациенткой той же самой лечебницы и меня поселят в соседнюю палату. По утрам я бы желала ей доброго дня, и мы шли бы дальше в синих больничных халатах на анализ крови.

Погуглив, я нашла адрес клиники и теперь рассматриваю ее из гостиничного номера. Оказывается, она располагается в совершенно обычном, спокойном районе, и определить по внешнему виду, какой из соседних домиков является студией Яёи, нет никакой возможности. В состоянии нарастающего волнения я начинаю разглядывать двери, почтовые ящики, цветочные горшки, оставленные велосипеды, мусорные пакеты и даже белье – все то, что оператор гугл-карт случайно зафиксировал в тот обычный день. Кое-где видны люди: работяги, старик с сумкой из магазина, остановившиеся перекинуться парой слов соседи и молодая женщина, выходящая из дому с зонтиком от солнца. Яёи не видно.

Совестно и жутковато. Изучение улиц с помощью Интернета смахивает на сталкерство, будет ужасно, случись Яёи узнать об этих моих забавах: мол, сидит тетка в номере токийского отеля и изучает мои потенциальные мешки с мусором. А что, если она наблюдает за мной из какого-нибудь окна? Это я там или нет? Закрываю страницы. Стыдно. Совершенно ясно одно: я в большей степени на одной волне с женщинами, умершими минимум сто лет назад.

Яёи и Джорджия встретились единственный раз. Однажды в 1961 году 74-летняя Джорджия появилась без предупреждения в студии Яёи в Нью-Йорке. Ты, полагаю, Яёи , сказала она. Как дела ? По воспоминаниям Яёи, у Джорджии было невероятно морщинистое лицо, ей никогда раньше не приходилось встречать человека с такой изборожденной кожей. Она даже хотела сделать общий снимок, но в фотоаппарате кончилась пленка (конечно), и времени идти покупать новую не было. Да и Джорджия спешила.

Нет ни одной фотографии, где они вместе. Встречи ночных женщин никогда не проходят так, как запланировано.

Все же без зазрения совести и даже не выглядя слишком назойливой, я могла бы отправиться в родной город художницы Мацумото в Японские Альпы.

Уже перед городским музеем можно увидеть следы Яёи: во дворе возвышается инсталляция, собранная из гигантских тюльпанов в кружочек, а перед входом стоят украшенные красными кружками автоматы с питьевой водой, продающие кока-колу в баночках в красный же кружочек. Внутри музея перила в красный кружок ведут к выставке, где кружочкомания только продолжается. Оставляю Яёи послание на автомате газированной воды.