Николай Пономарев - Точка бифуркации

Каждый вечер, садясь сочинять письмо, мысленно сообщал, как всё прекрасно, что стихи прочитал и есть некоторые соображения по этому поводу, и ещё всякие размышления о наших встречах. Каждое утро все эти размышления забывались, и вечером я подбирал слова заново. Схожие со вчерашними. Мой словарный запас довольно ограничен. Иногда хватало всего трёх.

На обратном пути при пересадке в Москве у нас были примерно сутки. Заселились в гостиницу и вышли погулять по ближайшему парку. Родители Янки посчитали, что с нами за короткую прогулку ничего не случится, и остались в номере отсыпаться. Шли мы как парень с девушкой, у которых есть отношения. Разумеется, я дорого бы дал, если бы со мной по московскому парку шла Марина. Янка щебетала о чём-то весеннем, шутила, что обычно ей не очень-то удавалось, задавала мне очевидные вопросы. В общем, внутри неё всё кричало только об одном – получаем класс «А»!

– Чего такой грустный? – тормошила меня Янка.

Наверное, это довольно неприятно – идти рядом не только с беспечным, но и унылым сурикатом. Но я не грустил. Если честно, я прямо сейчас начал сочинять Марине письмо. Пораньше. Смотрел на деревья в парке и описывал, какие они. Рассказывал о скамейках, урнах, плитке тротуарной. Всякой ерунде, одним словом. Это скучно идущей с тобой рядом девушке. Она понимает, что мысли о другой.

– Слушай, если не хочешь гулять, пойдём вернёмся, – в отчаянии сказала Янка.

Я очнулся, внимательно посмотрел на неё. Остролицая девочка, внешне приятная, в бордовой, стёганной ромбом куртке, короткой, подчёркивающей длинные ноги в облегающих итальянских джинсах. Грустная. Стало жалко её. Вот так на Новый год самую заветную мечту напишешь, сожжёшь и сожрёшь, она исполнится, ты счастлив, а никто, совсем никто не хочет разделить с тобой счастье. Потому что у тебя нет друзей. Так сложилось. Только родители, дедушки и бабушки, тётя, но это не то.

– Пойдём найдём кафешку и хорошенько отметим твой класс «А».

– Нет, ты же будешь сидеть рядом, как унылая рыба со дна океана.

Представил на месте Янки Марину и широко улыбнулся.

– Обещаю, что не буду.

Янка внимательно посмотрела на меня, выискивая подвох.

– Всё равно надо вернуться, я у мамы возьму денег, – с некоторым сомнением сказала она.

– У меня всё с собой на карте, – сказал я. – Пир за мой счёт. Если бы не ты, Янка, мы бы до сих пор были вторые по городу. – И добавил привычно: – Понимаешь?

Оставшееся время, до тех пор пока родители Янки окончательно нас не потеряли, мы пили кофе, ели имбирное печенье. Ещё я рассказывал наизусть стихи. Когда-нибудь мне это пригодится. Разумеется, не сейчас. Мы с Янкой всё-таки разные смыслы в них вкладывали. Думаю, что разные.

Из Москвы вылетаешь утром, а прилетаешь ближе к вечеру. Складываются время полёта и разница в часовых поясах. В зале получения багажа, ожидая, пока появится наш, стояли с Янкой рядом.

– Ещё раз спасибо, – сказала она. – И за выступления, и за кафешку, и вообще.

– Пожалуйста, – сказал я, слегка растаяв от похвалы. – У меня день рождения в мае, отмечаем двадцать пятого. Приходи.

– Там будут все твои самочки? – уточнила Янка.

– Конечно. Ещё Валерка.

– Я подумаю.

Янка и её родители ждали, пока к остановке подъедет один из дедушек. Хотели повезти меня до центра города, но я уже вызвал такси. В принципе, недорого, тем более что из центра тоже нужно было выезжать. Когда я сказал, что мне на улицу Вторую Светлую, водитель искренне удивился. Видно, что маршрут от аэропорта до Цветнополья у него впервые. Ничего страшного, всё когда-нибудь случается впервые. Со мной за последний год тоже многое произошло в первый раз. И произойдёт.

Город за время моего отсутствия изменился. Снег остался только с северной стороны домов, заборов, канав и отдельными кусками льда там, где его сгребали в кучу. Лужи подсыхали, и на Второй Светлой можно было найти сухую тропинку.

Повесил сумку на плечо, поздоровался с вышедшим на шум такси из ворот соседом и пошёл в дом.

В прихожей горела лампочка. На продавленном диване валялась очередная газетка со скидками. Я открыл дверь, ведущую в коридорчик. Тишина. Прошёл дальше.

Из кухни тянуло запахом квашеной капусты и рыжикового масла. За столом сидел Валерий Михайлович и, судя по всему, дремал, поскольку от моего нарочито громкого приветствия подскочил. Я представился и спросил Марину. Он некоторое время что-то совмещал в уме, а потом, когда сошлось, сказал:

– Проходи, прапорщик, садись. Марина за хлебом ушла. Скоро будет.

Повесив на крючок куртку, я прошёл на кухню. Сел на стул, сумку бросил рядом.

– Только я даже не рядовой.

– Ничего страшного. Со слухом всё в порядке?

Я кивнул.

– Со зрением, вижу, тоже. Получишь прапорщика легко. А может, до лейтенанта дослужишься.

Мы некоторое время молчали. Можно было спросить о ценах на отопление, где лучше покупать семена на рассаду, подорожали ли с лета продукты в местном магазине. Или о чём там ещё взрослые ведут свои беседы? Можно было спросить о Марине, скучала ли она? Но это интереснее узнать у неё. Можно было, в конце концов, сказать, какая хорошая погода за окном, солнце.

– Скучала, – сказал Валерий Михайлович как бы между прочим. – Маринка у меня хорошая. Только со мной трудно. Ей бы с матерью жить, да вбила себе в голову, что нужно меня беречь. Уж что решила – не изменишь. Если хочешь знать, была б она пацан, быстро шла бы по званиям. Молниеносно. А полковником никогда бы не стала. Там нужна хитрость, манёвр, отойти под напором вероятного противника, перегруппироваться и ударить с фланга. А она не такая. Прямая. Дослужилась бы до подполковника, и всё. Потолок. На мать она похожа, та тоже книжки читала и всё говорила в лоб. Не скрывая. Может, поэтому Маринка на неё и злится. Но ничего, я скоро на новую должность перейду, денег будет больше. А то вон зимние кроссовки на распродажах приходится покупать.

За окном прошёл сосед и за дверью хрипло крикнул: «Валера!»

– Ты, прапорщик, иди в комнату Марины, – пояснил Валерий Михайлович. – А мы со Стасом Игоревичем проведём здесь рекогносцировку.

В комнате тикали часы. Подоконник теперь занимала деревянная ёмкость с землёй. Здесь тоже посадили рассаду. Позвонила мама. По её прикидкам, я из аэропорта должен был уже добраться до дома. Сказал, что приеду немного позже. Мама начала возмущаться, но я сбросил. Выключил телефон. Положил на стол. В сумке нашёл библиотечную книгу и положил рядом с телефоном. На столе нашёлся карандаш. Поставил. Уронил. Поймал. На паркете танцует второй заход, а мы стоим и ждём своей очереди. Музыка играет, но по каким-то причинам наше приглашение откладывается. Мысленно ты на паркете, мысленно ты призёр. И ждать скучно.