Нгуен Туан - Тени и отзвуки времени

— Зря волнуешься. Среди моих шаферов трое — отцы семейств. Главное — был бы человек достойный. Ты уж меня не огорчай.

— Так, а во что прикажешь мне одеться?

— Приказываю: в парчовую рубаху! Все должно быть чин чином. Шаферу положена долгополая рубаха со стоячим воротом, косою застежкой и разрезами по бокам. Ты же сам все хорошо знаешь.

— Знать-то знаю, но я… у меня…

— Пустое! Я специально раздобыл десяток рубах — всех размеров. Примеряйте, шаферы, любую!

Отказываться и дальше было неудобно. Нгуен согласился.

Вернувшись домой, он обнаружил, что думает о завтрашнем дне и о своей роли шафера не без некоторого удовольствия. Во-первых — угощение. И потом, за невестой они поедут в автомобилях. Мельком взглянув на себя в зеркало, Нгуен понял: вид у него завтра будет прекомичный.

Предчувствие его не обмануло. Явившись поутру в дом жениха, Нгуен обрядился в приготовленный Зыком костюм и, не удержавшись, покосился в зеркало. И смех и грех! Он вдруг почувствовал себя в новом платье совсем другим человеком! То же самое произошло и с другими шаферами. Какая метаморфоза! Костюм не свой — и головная повязка, и парчовая рубаха, и длинная белая сорочка, и широкие штаны — да и надет ненадолго. Со стороны могло показаться, будто все четверо шаферов: Тыонг, До, Дык и Нгуен — школяры, собравшиеся на праздник и позирующие для группового фото.

Они и впрямь созерцали свой общий портрет, заключенный в роскошную раму большого нового зеркала, жених приобрел его перед свадьбой. Вид у них был мягко говоря, странный. Дык походил на дистрофика, подцепившего легкую лихорадку. До, напротив, казался довольным и важным, словно его сию минуту назначили окружным начальником. А в облике Тыонга вдруг появились непонятно откуда следы воинской выправки и этакая величавая тупость — ни дать ни взять отставной солдафон в цивильном платье. Аттестации эти рождались в жестоких спорах. Но едва настал черед Нгуена, все вдруг сошлись на одном: он-де вылитый уездный писарь, состарившийся где-то в захолустье. Нет, каковы, а?!

Зато уж жених! Жених был великолепен — лицо, стать, манеры… Вот кому быть шафером на собственной свадьбе! Костюм сидел на нем идеально. И отсюда я заключаю, что он был счастлив: одежда всегда раскрывает малейшие движения души, ну а уж могучие порывы… Мужчины слегка оросили друг друга духами, приговаривая: «Так-так, дамам это всегда приятно». Потом, осмотрев придирчиво платье, разгладили складки и расправили воротники.

Нгуен впервые был шафером, и сегодня, к удивлению своему, почувствовал, что радость друга слегка кружит голову и ему самому, а обязанности шафера, оказывается, легки и приятны.

Внизу, на улице, давно уже сердито крякали автомобильные клаксоны, поторапливая друзей.

— Господа! Господа, надо ехать, мы опаздываем! — волновался главный распорядитель свадьбы. Рубашка его на груди обвисала под тяжестью медалей — серебряных, золотых, бронзовых и… жестяных.

Что ж, почтенье регалиям, едем!

Нгуен, согнувшись, погрузился в автомобиль. И вереница машин — огромных, сверкающих лаком, никелем и стеклом, — торжественно тронулась с места и повернула к мосту Боде. С неба сеялся мелкий дождь. Нгуен закурил сигару — кутить так кутить! Затем он перешел на сигареты — английские (это так изысканно!), американские (роскошь!), египетские и, наконец, ароматные турецкие (экзотика!).

Пролеты моста были длинны, небо безбрежно, и река бурлила водоворотами.

Нгуен преисполнился радости, словно это за его невестой ехали автомобили. Нет, что ни говорите, честь, нравственность, доброта в этой жизни сильнее зла. «Ну вот, — усмехнулся Нгуен про себя, — кто б мог подумать, что ты так расчувствуешься и подобреешь?»

Зык взглянул на Нгуена и, видя, как друг его оттаивает на глазах, остался очень доволен. Он, честно говоря, боялся, что Нгуен, если и согласится прийти на свадьбу, будет не в духе и станет потом сожалеть о своем решении.

Процессию открывал автомобиль, убранный гирляндами белых цветов. Нгуен, закованный в пятицветную парчу, ехал во второй машине. Как ни подтрунивал он над собой, откуда-то из глубины души его поднимались давно, казалось бы, забытые чувства. Он катил в лимузине по асфальтированной автостраде Ханой — Хайфон следом за другом, нашедшим в любви свое счастье. И счастье это, казалось, временами осеняло и Нгуена. Кто-то, а уж Нгуен-то прекрасно знал, как мимолетно, непрочно счастье в любви, даже увенчанное браком. В сравнении с жизнью человека оно — мгновение. Но может быть, это мгновение стоит всей жизни?!

И Нгуену захотелось кричать в голос, махать рукой из окошка машины: пусть все видят, как по душе ему это прекрасное утро. Его распирало от желания облагодетельствовать хоть кого-нибудь, раз уж нельзя облагодетельствовать сразу все человечество.

Въехав в округ Михао, вереница автомобилей остановилась у деревенских ворот. Нгуен захмелел от пьянящего дыхания утра, от скорой езды, от диковинного заморского курева. И, выходя из машины, он даже почувствовал легкое головокружение. Придя в себя, Нгуен оглядел стоявшие в живой изгороди старые пропыленные бамбуки, подступавшие к самой кирпичной арке. Он оправил смявшееся платье, и ему почудилось, будто он, преуспев на чужбине, после долгих скитаний, ясным весенним днем вернулся наконец в свою родную деревню. Но тут решено было сфотографироваться на память возле деревенских ворот, — чтобы, конечно, при этом были видны шоссе и автомобили, — и Нгуен поспешил занять свое место. Однако что-то мешало ему позировать и улыбаться.

Загромыхали шутихи. Вспугнутые пальбой белые голуби взмыли в небесную синь. Все вокруг заволокло дымом.

Жених с шаферами и роднею приближался к дому невесты.

Ах, отчего обратный путь был так недолог! Вот машины уже и у дверей Зыка. На часах полдень. Половины счастливого и прекрасного дня как не бывало! Плод налился и созрел, еще немного, еще самую малость, и он, перезрев, утратит вкус и аромат. Нгуену жаль было ушедшей половины дня. Ему захотелось вдруг, чтобы еще жгли и жгли шутихи и густые клубы дыма так заполнили дом, что даже стоящие рядом люди потеряли бы друг друга из виду.

Невеста и жених обходили домашние алтари. Четверо шаферов и четыре подружки семенили следом за ними. Кто знает, выберут ли Нгуена еще хоть разок шафером? Увидит ли он когда-нибудь снова благодушные улыбки на лицах соседей, сбежавшихся поглядеть на свадебный кортеж?..

Почему-то Нгуен вспомнил, как сегодня, когда он сидел в машине, мимо проехал приятель на подножке трамвая — дистанция, как говорится, огромная! Ну, да не в этом дело… А в чем же? В чем?.. Наконец-то! Он понял, нынешняя встреча показалась ему символической: совсем недавно в один и тот же день им, обоим, пришлось побывать на похоронах и на свадьбе. Приятель еще сказал тогда: «Острые ощущенья — прекрасная вещь! Боюсь только, как бы они не вошли у нас в привычку…»