Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

Рафик терпеливо выслушал долгий монолог семидесятилетнего больного, затем, пожелав старику дальнейшего выздоровления, направился на второй этаж. Дверь в реанимационный блок была открыта, дежурная медсестра мельком взглянула на Рафика и то увидела его лишь со спины.

Если человек в белом халате, значит врач, да и идет уверенно. А врачей, абсолютно ей незнакомых, за последние два-три дня здесь появлялось очень много. Этот, с черными завитками волос, торчавшими поверх белого ворота, не привлек ее внимание.

Рафик наметанным взглядом сразу же заметил охранников, которые сидели возле двери в белых халатах, накинутых поверх кожаных курток. Рафик шел уверенно и спокойно, пистолет с глушителем держал наготове, а как им пользоваться Рафик знал прекрасно.

Он не стал рваться в палату, остановился и вопросительно взглянул на одного из охранников. Тот нехотя, но с уважением поднялся, открыл дверь, пропустил вперед себя Мамедова.

«Значит, у них приказ — никого без сопровождения в палату не впускать».

— Прикройте, сквозит, — сказал Рафик, не оборачиваясь, впившись взглядом в лицо Резаного.

Охранник послушно прикрыл дверь и стал за спиной у Мамедова, уверенный, что это пришел врач то ли измерить температуру, то ли посланный Рычаговым, чтобы проверить как идут дела у Данилина. Рафик не спешил, он знал, пока еще охранник бдителен, но пройдет совсем немного времени и бдительность эта притупится.

Он осторожно взял руку Резаного, глянул на свои часы, словно бы мерил пульс.

«Да, наверняка, он не приходил в себя», — подумал Рафик и посмотрел на охранника.

Затем подошел к капельнице и принялся поправлять сосуд в штативе.

— Вы не могли бы помочь? — елейным голосом обратился он к охраннику. — Зажим плохой, того и гляди оборвется.

Охранник неумело взялся одной рукой за никелированный штатив, не понимая, чего именно хочет от него человек в белом халате.

— Осторожнее, емкость стеклянная! Придержите получше, а я поправлю трубку.

Когда охранник взялся двумя руками за штатив, Рафик выстрелил, приставив пистолет прямо к сердцу бандита. Выстрел получился почти бесшумным, азербайджанец еле успел подхватить грузное тело охранника, когда тот начал оседать на пол.

Уложив мертвого охранника под окно, Рафик прислушался. Никто ничего не заподозрил. В коридоре было по-прежнему тихо.

Затем в два бесшумных прыжка Рафик оказался возле постели Резаного, приставил ствол пистолета к забинтованной голове и дважды нажал на курок. При этом он смотрел на экраны осциллографов. Ломаные линии после скачка превратились в прямые.

— Все, — радостно подумал Мамедов, пряча пистолет в карман куртки.

Он содрал с себя белый халат, скомкал его и швырнул под батарею. Больше его здесь ничто не задерживало.

Рафик бесшумно открыл окно и вскочил на подоконник, вздохнул, задержал дыхание и, расставив руки, словно птица перед взлетом, спрыгнул на мягкую свежевскопанную клумбу. Захрустели кусты, через которые бежал Мамедов. Легко подтянувшись, он оказался на верху бетонного забора, огляделся. Переулок был пуст. Рафик спрыгнул на тротуар и подумал: наверное, так же больные из этой больницы бегают в магазин за водкой. И побежал до ближайшего угла, затем пошел шагом, не спеша.

Охранник, сидевший в одиночестве перед палатой, почувствовал, как у него по ногам тянет холодным воздухом. Сперва он запахнул белый халат, а затем встрепенулся.

«Странно, ни голосов, ни звуков».

Он склонил голову, прижав ухо к стеклу двери. Все та же тишина.

«Какого черта они там так долго?»

Он поднялся и постучал. Никто ему не ответил. После этого охранник, уже предчувствуя недоброе, рванул на себя дверь. То, что он увидел, заставило его на секунду замереть. Он увидел своего приятеля мертвым, лежащим под батареей, и кровавый след, который тянулся через всю палату от кровати до окна. Кровью были забрызганы и подушка, и простыни. Окно открыто настежь.

Подхваченная сквозняком оконная рама качнулась, сперва медленно, а затем набирая скорость, захлопнулась. Выбитое стекло полетело на пол.

Бандит выхватил пистолет из-за пояса и бросился к оконному проему. Он тут же понял в чем дело. Внизу, на клумбе, виднелись два отчетливых следа от рифленых ботинок.

На звон разбитого стекла прибежали медсестры, врачи. Последним пришел Рычагов. Он не спешил, заранее зная, что произошло.

«Слава богу, — идя по коридору, думал он, — что тут стояла охрана Чекана, — значит, весь спрос с них. И слава богу, что из этой палаты перевели второго больного в шестую».

Даже беглого взгляда Рычагову хватило, чтобы понять: Резаный уже никогда не придет в себя. На этот раз стреляли наверняка, не торопясь. И человек Чекана тоже мертв, мертвее не бывает.

Сам Чекан узнал о случившемся по дороге в Москву от Рычагова, который позвонил ему не откладывая, воспользовавшись телефоном охранника.

— Ни в какую милицию не звони, — тихо произнес Чекан и вздохнув, добавил: — обо всем с ментами договорюсь я.

Больших неприятностей Геннадию Федоровичу Рычагову это событие не доставило. Ему самому не пришлось звонить в милицию, это за него сделал Чекан. Он знал к кому следует позвонить и что сказать так, чтобы следственную бригаду сформировали подобающим образом.

Лишние разговоры и слухи Чекану были не с руки, ведь он сам собирался проводить свое расследование. Вот тут странным образом и совпали интересы милиции и интересы уголовников. Главное было узнать, кто убил Резаного. Этот убийца милиции и даром не был нужен живым. Даже узнав его имя, они первыми сообщили бы его Чекану, подождали бы часик, и затем только отправились бы по адресу — обнаружить труп.

Рафик Мамедов хоть и был человеком осторожным, но прокололся, допустил маленькую ошибочку. Не стоило ему разговаривать с анестезиологом, дежурившим ночь в больнице, не стоило ему и светиться перед охранниками. А если уж засветился, надо было уложить обоих, а так он сделал дело наполовину, будучи абсолютно уверенным, что второй охранник его лица не разглядел и не запомнил.

Но охранник оказался не промах. Он увидел лицо Рафика, отраженное в стеклянной двери и запомнил, как сфотографировал.

Он тогда еще подумал:

«Странно, больница в центре России, а врач какой-то кавказец».

А кавказцев парень не любил. И вообще, он не любил не только кавказцев, но и всех азиатов. Наверное, не любил бы и негров, если бы ему приходилось с ними сталкиваться. Но с неграми он дела не имел. Он тогда еще подумал: «Какого черта! Неужели своих, русских докторов нету? Небось, шлют русских за Урал, а сюда за деньги чернозадые приезжают. Да и работать они, наверное, ни хрена не умеют, только взятки берут!»