Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

Ночные заморозки уже тронули лепестки живых цветов на трех свежих могилах.

После утреннего обхода Геннадий Федорович отдал распоряжение перевезти пациента, который раньше лежал с Данилиным, назад, в прежнюю палату.

— В шестую? — переспросил врач.

— Да-да, в шестую.

И через час Геннадий Федорович Рычагов один, без ассистентки, что случалось очень редко, вошел в палату к Сергею Дорогину, плотно прикрыл за собой дверь. Поставил стул, сел рядом с больным и закинул ногу за ногу. Он настойчиво постучал указательным пальцем по запястью Дорогина.

— Вот что я хочу сказать… Надеюсь, ты услышишь и поймешь.

Рычагов говорил спокойно, делая большие паузы, чтобы пациент мог разобрать каждое слово.

— Я вижу, тебе не хочется приходить в себя, но раньше или позже тебе придется это сделать. У меня есть предложение: я хочу тебя прооперировать повторно и сегодня начну подготовку к операции. Я вскрою твой череп и посмотрю, что у тебя там делается. Исход операции непредсказуем, но мне не у кого спрашивать разрешения и согласия. Родственники твои черт знает где, да и вообще, есть ли они, неизвестно. Да меня, собственно, это и не интересует. Если бы ты говорил, то тогда мы могли бы повернуть дело по-другому. Честно говоря, мне надоела странная игра, надоела потому, что я не знаю правил, по которым ты играешь и не знаю кто со мной играет, не знаю, зачем ты это делаешь. Но предполагаю, что у тебя есть веские основания вести себя именно так. Пока ты еще слаб, бежать из больницы не сможешь, так что решай. Или ты заговоришь и попытаешься объяснить мне что к чему, или я буду вынужден делать операцию.

Дорогин прекрасно слышал все, что говорил Рычагов. Он понял, что если сейчас не откроется, то скорее всего, операции не избежать. А повторно возвращаться на круги ада Дорогину не хотелось. Его веки дрогнули и он взглянул на хирурга.

«В конце концов нужно же когда-то дать знать, что я жив, и время, кажется, пришло».

— Ну, вот видишь, значит, мои предположения оказались верными. Ты все слышишь, видишь и можешь говорить. У меня достаточный опыт. Судя по показания хитроумных приборов, а больше полагаясь на знания и свой личный опыт, я убежден, что чувствуешь ты себя еще хреново, но не настолько, чтобы лежать бревном, не подавая признаков жизни. Я прав?

Дорогин в ответ моргнул.

— Говорить ты можешь? — задал вопрос хирург.

— Не пробовал, — через силу выдавил из себя Сергей Дорогин.

— Да ты не говоришь, а скрипишь.

— Как умею.

Рычагов поднялся, подошел к двери, резко ее отворил. За дверью никого не было.

— Можешь говорить, я тебя слушаю.

— Не знаю что сказать, — облизнув пересохшие губы, промолвил Дорогин.

— Только не убеждай меня, что ты потерял память, что у тебя амнезия и ты даже не в состоянии вспомнить собственное имя.

— Я не хочу его произносить.

— Надеюсь, у тебя есть основания так поступать?

— Да, есть, — произнес Дорогин.

— Я так и знал. Я не бандит, я не милиционер, я просто врач, который хочет тебе помочь. Все, что ты скажешь, останется — как на исповеди, между тобой и мной. Возможно, это услышит бог.

— Нет, он не услышит, — пробормотал Дорогин.

— Почему? Не веришь?

— Мог бы он слышать, услышал бы меня раньше.

— Ну что ж, ты волен думать так, как хочешь.

И тут Дорогин заговорил. Рычагов понимал, что больному говорить сложно, каждое слово выходит с болью, язык, отвыкший произносить звуки, с трудом ворочается во рту.

— Не спеши, можешь передохнуть.

Но Дорогин говорил, понимая, что он должен сейчас высказаться, а потом пусть будет все что угодно, без союзника ему сейчас не выжить. А Рычагов, как-никак, спас его, приютил в этой больнице и вряд ли желает его смерти. Скорее, хочет внести в ситуацию ясность.

— Меня хотели убить. Если бы знали, что я жив…

— Убили бы и теперь, — договорил за него доктор.

— Да, — твердо произнес Дорогин.

— А кто?

— Я не хочу называть имен и фамилий этих людей.

— Почему?

— Они еще живы.

— Говоришь так, будто собрался убить их всех, такое случается, я имею в виду желание убить, но потом оно проходит, когда идешь на выздоровление.

— Не знаю…

— Но хотя бы свое имя ты можешь сказать? Кто ты и откуда?

— Это длинная история.

— У меня есть время, я готов тебя выслушать. А в документах клиники ты все равно останешься безымянным, пострадавшим при падении с моста, если, конечно, сам не захочешь изменить положение вещей.

— Не захочу.

— Почему? Ты боишься?

— Да, боюсь. Сейчас меня легко убить, очень. Я даже не смогу защититься.

— Понятно, — произнес Рычагов. — Еще не хватало мне прогрессирующей мании преследования.

— Моя фамилия Дорогин, зовут Сергей.

— Что ж, очень приятно. А я Геннадий Федорович Рычагов.

— Мне тоже очень приятно. Спасибо вам, доктор, что спасли мне жизнь.

— Я тут, в общем, ни при чем. Ты просто, Сергей Дорогин, везучий. Тебя подобрали пацаны, ты лежал в камышах, «скорая» привезла тебя в больницу. Я как раз оказался здесь и мне ничего не оставалось, как тебя прооперировать.

— Кстати, как мои раны?

— У тебя одна серьезная рана, но я с ней, слава богу, разобрался. Дырку в боку зашили. Тебя били ножом.

— Да, ножом, — шевельнул губами Сергей Дорогин, — и били в сердце, но я увернулся. Затем побежал. Они за мной погнались. Это все происходило на мосту, ночью. Бизнес, месть… Мне всего лишь должны были отдать деньги, но наверное, решили, что дешевле меня убить.

— Тебе, наверное, должны много денег?

— Нет, не очень. По сегодняшним меркам совсем не много.

— Понятно, — произнес Рычагов.

— И я прыгнул с моста вниз, в реку.

— С какого моста? — поинтересовался хирург.

— Через Волгу.

— Ты прыгнул с автомобильного моста? Так там же метров тридцать.

— Мне ничего не оставалось делать. Наверное, я ударился и повредил голову, — Дорогин набрал воздуха и заговорил несколько быстрее. — У меня было все, жена, дети, любимая работа, были деньги, а теперь у меня нет ничего. Они уничтожили мою семью, посадили меня в тюрьму, разорили. Хотели убить меня на мосту, но это у них не получилось.

Рычагов даже присвистнул.

— Я был каскадером, снимался в кино, снимал кино сам. В общем, у меня все было хорошо, а потом пошла эта полоса. Деньги, кредиты, кредиты надо отдавать, новые долги. Проценты, включают счетчики, в общем, кошмар, из которого невозможно было выпутаться. Я пытался быть честным, пока, наконец, не понял с кем имею дело.

— Ладно, погоди, — сказал Рычагов, — ты слишком устал. У тебя участился пульс, подскочило давление, а волноваться тебе вредно.

— Послушайте, доктор, как скоро я смогу подняться на ноги?

— Думаю, еще пару недель тебе придется полежать, чтобы ты смог сидеть.