Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

— Слушай, — Чекан брезгливо поморщился, щелкнул пальцами и посмотрел на лужу, в которой стояли ноги Джамбулата. — Я тебе дам денег, замажу тебя йодом, зеленкой и отправлю куда ты хочешь. Ты скажи, где Рафик, потом пусть он тебя ищет, но вряд ли найдет, потому что у меня к нему претензий больше, чем к тебе. Ты кто?

— Джамбулат, — сказал азербайджанец.

— Джамбулат, так Джамбулат. Ну и имена у вас. Меня интересует Рафик.

— Что он сделал? Почему его все ищут?

— Есть за что. Если бы не было за что, мы бы его не искали. Кстати, ты сказал, его ищут? Кто ищет?

— Менты ищут.

— Правильно делают, — скрежетнул зубами Чекан. — Где он?

— Не знаю.

— А где он может быть?

— Мы сидели и ждали его.

— Чего же он не пришел?

— Не знаю. Сказал ждать, мы и ждали.

— А потом что собирались делать?

— Что Рафик скажет, то и делаем.

Чекан вздохнул. Он понял, что Джамбулат, скорее всего, и впрямь, не знает, куда подевался Рафик Мамедов. Если тот сам решил наехать на Резаного, то не стал посвящать в подробности лишних людей.

— Что ж, можно тебе поверить.

Чекан прошелся рядом с Джамбулатом, взялся за спинку стула, поставив его на две ножки, а затем резко качнул. Джамбулат вместе со стулом завалился на бок. Ногой Чекан ударил его в пах, всего один раз, но удар был сильным. Минут пять Джамбулат приходил в себя.

— Ну, давай, Джамбулат, — абсолютно спокойным голосом проговорил Чекан, — решай сам, как скажешь, так и будет.

— Из чего я могу выбрать?

— Выбор небольшой: или ты нам скажешь где может отсиживаться Рафик, или останешься сидеть здесь, в подвале, пока мы его не найдем. А еще лучше, скажи сразу: убейте меня.

Джамбулат молчал.

— Ты еще думаешь?

— Я скажу, — проговорил азербайджанец.

— Поставьте стул на ножки, — распорядился Чекан, уселся на спортивную скамью и со скучающим видом запустил руки в карман плаща. — Я слушаю, но недолго. И не вздумай меня обманывать.

— Есть три места, где он может быть, — пряча взгляд, говорил Джамбулат.

Его собственные слова наполняли его страхом. Он понимал, за каждым из этих слов стоит его будущая гибель. Но пожить хотелось именно сейчас, хотелось хотя бы получить иллюзорный шанс на спасение.

— Митяй, запиши, что он скажет.

Джамбулат назвал три адреса. По двум из них жили бывшие спортсмены-азербайджанцы, осевшие в Москве, по третьему — драматический актер, тоже азербайджанец.

Улов не большой, но попробовать стоило. Вряд ли Рафик рискнул бы сунуться к кому-нибудь из известных людей, но мог и появиться у кого-то на пять минут.

— Значит, так, Митяй, — отчетливо произнес Чекан, — у всех троих, думаю, есть дачи, люди они с деньгами. Проверь дачи, может, этот урод залег где-то за городом. Наведи справки, вплотную займись этим делом. Но самих хозяев не трогай, люди они уважаемые. Вот если найдешь Рафика, тогда они и заплатят.

Митяй кивнул:

— А с ним что делать?

— Пусть поживет, а я поеду.

— Отвяжите меня, отвяжите! — закричал Джамбулат, видя, что все покидают подвал, забыв о нем.

— Зачем? — спросил Чекан, нажимая на выключатель.

Помещение погрузилось во тьму. Железная дверь на хорошо смазанных петлях бесшумно закрылась.

— Поехали, сдохнет, так сдохнет, — сказал Чекан, заспешив к выходу.

Ему хотелось поиграть в карты. Своих людей он озадачил и теперь те будут проверять все три адреса, будут землю рыть, потому что за Рафика заплатят немалые деньги.

Уже приехав на место, Чекан вспомнил о раненом Винте. Он позвонил Рычагову, тот сказал, что все в порядке.

— Пусть полежит с недельку или чуть больше, пусть поправится хорошо, дома у него жены нет, некому присмотреть. Хорошо, доктор, все издержки мы компенсируем, скупиться не будем. Ты не напомнил тогда о деньгах, а я забыл.

— Я согласен, подожду, — ответил Рычагов, — но не больше недели.

— С деньгами я тебе сейчас человечка пришлю.

— Я не о деньгах, а о Винте. Неделя — не больше.

— Управимся, — ответил Чекан, обрадованный тем, что с Винтом все в порядке и тот не отдал концы на операционном столе.

Это было хорошей приметой. Терять своих людей Чекан не любил.

Винт проснулся на рассвете, проснулся от нестерпимой боли во всем теле. Но больше всего ему досаждала простреленная нога. Боль была острая, невыносимая. Действие морфия, который ему вкололи накануне, уже кончилось, и он чувствовал себя прескверно. В доме царила полная тишина.

— Эй, эй, кто-нибудь! — прохрипел, продирая горло Винт. — Да подойдите же ко мне, что я, подыхать здесь должен? Не могу я терпеть, болит, болит нога! — со стонами, извергая проклятия и ругательства неизвестно на чью голову, стенал Винт. — Да где же вы, черт бы вас всех подрал?

Рядом с ним стоял штатив для капельницы, трубка, как змея, обвила стойку, в бутылке было уже пусто.

— У, суки позорные, бросили меня здесь!

А за окном медленно поднималось солнце. Его золотистые лучи продирались сквозь сетку черных от дождя ветвей, пятна золотистого света ложились на белые ровные стены.

— Черт бы вас всех побрал, где вы, козлы долбаные?! — крикнул Винт.

А дверь в палату, где он лежал, была плотно притворена.

«Что же делать?» — размышлял бандит.

Для своих тридцати четырех лет Винт выглядел неважно. Пристрастие к наркотикам давало о себе знать.

— Эй, вы! — крикнул еще раз Винт, стараясь в свой голос вложить и угрозу, и просьбу одновременно. Но на его крик никто не появлялся.

«Сколько же это будет продолжаться? — Винт попробовал перевернуться в кровати, но заскрежетал зубами от боли. — У, мерзавцы, суки! Суки долбаные, чтобы на вас всех, чтобы вы все сифилисом заболели! Где эта корова, где этот лепила долбаный? Ну, ну, скорее, ко мне!»

Дом был построен основательно, стены толстые, дверь в палату дубовая, двухстворчатая, так что кричи не кричи, никто тебя и не услышит.

«А где этот Муму, мудак долбаный? Почему он не идет?»

И только сейчас до Винта дошло, что возможно, в доме кроме глухонемого никого нет. А уж если он глухонемой, то наверняка не услышит, хоть гранату взрывай. Но по идее, такого быть не могло, не оставят же его, Винта, уважаемого бандита, вот так, помирать в одиночестве, корчиться от нестерпимой боли, скрежетать зубами, грызть губы и давиться соленой кровью?

«Нет, кто-то должен быть в доме».

И тогда Винт правой рукой ударил по штативу капельницы. Тот качнулся, но не упал, удар был не сильный. Винт немного подтянулся, схватил капельницу, за холодный никелированный штатив, и толкнул от себя изо всей силы. С грохотом разбилась бутылка, зазвенел металл о пол, выстланный кафельной плиткой. Звук был довольно-таки сильный.

Послышались шаги и недовольное бурчание. Дверь распахнулась, на пороге палаты в халате стоял Геннадий Федорович Рычагов. Его лицо было заспанным, а седоватые волосы взлохмачены.