Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

— Все ободрать, весь этот хлам выбросить, — взглянув на поломанную мебель, бросил Чекан.

Он стоял посреди большой комнаты в самом центре. Затем поднял голову:

— Ну и потолки! В карцере чище. Здесь что, на потолки плевались, мочились, блевали? Потолки побелить, люстру повесить нормальную, как в метро. А из мебели оставьте вон тот большой старый шкаф, буфет и круглый стол. Сюда привезете диван, в спальню кровать. Ну, еще на кухню поставите мебелишку, посудки немного — стаканы, рюмки, вилки. И холодильник чтобы стоял, ясно?

Через неделю Чекан вселился в пахнущую лаком, масляной краской, свежими обоями квартиру. На окнах висели плотные шторы. Жалюзи Чекан не любил, они напоминали ему тюремные решетки. А вот к шторам относился с почтением.

С того момента, как он вселился в эту квартиру, прошло чуть меньше года. Чекан понимал, придет время, и с этой привычной квартирой ему придется расстаться. Возможно, он вначале окажется или в Лефортово, или в «Матросской тишине», а оттуда в централы, пересылки и опять Колыма, ненавистный и нелюбимый Север с колючей проволокой, злыми овчарками и конвойниками. И застучат колеса, и будет на плечах телогрейка, а не кашемировое пальто.

«Ну, да что думать о плохом, лучше мечтать о чем-нибудь хорошем».

Чекан после бессонной ночи, после крупного проигрыша в карты проснулся поздно, настроение было ни к черту. Работы впереди — непочатый край, встречи, разговоры, разборки. Это все мелочи, самое главное — встречи с авторитетами, с такими же важными людьми, как и он сам. Чекан представлял, о чем пойдет речь, уже держал в голове пару фраз, подготовленных для этого случая. Но до встречи оставалось еще достаточно времени. Чекан спустил с кровати ноги, худые и волосатые, откинул в сторону одеяло.

Полчаса он лежал в ванной, затем тщательно выбрился, открыл шкаф и как женщина-модница, собирающаяся на торжество, или готовящаяся встретить и принять желанных гостей, взялся пальцами перебирать рубашки, висящие на плечиках. Затем недовольно поморщился:

«Рубашки, галстуки… Чушь какая-то! — он захлопнул дверь, глянул на свое отражение в зеркале. — Значит, так… Рубашка, галстук отпадают».

Он снял с полки серый тонкий свитер с высоким горлом, натянул его через голову, затем надел носки и брюки.

«Ну, вот так-то будет лучше».

Позавтракать Чекан решил в ресторане. Он взял телефон, набрал номер, поприветствовал Митяя.

— Давай машину к подъезду. Через двадцать минут я выхожу.

Прошелся по квартире. Увидел на полке бутылку с дорогим одеколоном, вылил на ладонь, смазал, затем похлопал худые щеки с торчащими скулами.

— Выгляжу я ни к черту. В гроб кладут краше. Как будто я не на воле, а две недели в карцере отсидел. Нет, пора кончать с этими ночными загулами. Надо остановиться, дать организму передышку, а то сдохну.

Черный дорогой пиджак, черное пальто, темные очки — хотя на улице стояла глубокая осень. Чекан иногда надевал очки. Открыл пухлое портмоне, проверил, много ли денег в нем. Сумма была внушительная, около восьми тысяч долларов.

Все в порядке. Кроме наличных в портмоне еще лежала золотистая кредитная карточка в пластиковом футляре.

«Кончатся эти, сниму еще. Там, наверное, тысяч сто осталось, никак не меньше».

В дверь позвонили. Звонок был условный, так звонили Митяй и телохранители. Чекан приосанился, поправил отворот пальто и вышел из квартиры, распространяя вокруг себя терпкий запах дорогого одеколона. Этот запах был не очень уместен на грязной лестничной площадке, но Чекана это не волновало.

— Ну, Митяй, все о’кей?

— О’кей, — ответил Митяй.

— Баки полные?

— Полные, — сказал Митяй, — и еще канистра в багажнике.

— Как у самолета перед взлетом?

— Точно…

— Тогда хорошо. Заедем в кабак, надо перекусить. Хочешь присоединиться? — сказал Чекан и оглядел своего водителя-охранника. — Вид у тебя, правда, не очень. Что, небось, целую ночь с бабы не слезал?

— Было дело, — признался Митяй, — то я с нее не слезал, то она с меня.

— С одной стороны хорошо, а с другой — не жалеешь ты себя, Митяй.

— Так на нарах бабы не будет.

— Это точно. Придется машку в задницу драть.

— Вот и я думаю, что лучше здесь.

— Баба-то хоть хорошая была?

— Дорогая, — признался Митяй.

— Дорогая — это как, пятьсот баксов за ночь?

— Нет, я с такими не вожусь. Сотка за две ночи и харчи с выпивкой мои.

— Она хоть довольна осталась?

— Довольная, — ухмыльнулся Митяй, сверкнув золотым зубом.

— Тогда поехали.

Возле черного «БМВ» стоял еще один охранник. Чекан сел в машину, дверь захлопнулась и автомобиль поехал к «Праге».

Два часа авторитет сидел один за угловым столиком на втором этаже ресторана в зале с фонтаном, медленно поглощал пищу, запивая ее красным дорогим вином. Когда с едой было покончено, официант, прекрасно знавший Чекана, подобострастно улыбнулся.

— Счет не нужен, — сказал Чекан, оставляя на столе стодолларовую банкноту. — И сдача не нужна.

— Заходите еще, будем рады.

— Зайду, браток.

— Будем рады. Вам всегда рады.

— Но не везде.

«Еще бы ты не радовался, козел, — подумал Чекан, — я тебе оставляю такие чаевые, что ты за месяц не заработаешь, проходимец жирный».

Официант действительно был упитанный, но при всем при том оставался довольно шустрым и ловким, со своими обязанностями справлялся артистично, временами напоминая циркового артиста, жонглера и эквилибриста-канатоходца одновременно.

— Ну-ну, — сказал Чекан, глядя, как стодолларовая банкнота исчезла в толстых пальцах, буквально растворившись в воздухе.

Официант проделал это так ловко, что ему мог позавидовать даже карточный шулер.

«Интересно, а смогу я так?» — подумал Чекан, все еще не вставая из-за стола.

Он вытащил еще одну стодолларовую банкноту из толстого лопатника. Официант стоял и смотрел. Тут Чекан показал то, чему научился за долгие годы, за длинные, бесконечные ночи, проведенные за картами на зонах, или в гостиничных номерах, или в богато обставленных квартирах. Купюра появлялась, исчезала, порхала в воздухе, короче говоря, жила собственной волшебной жизнью, казалось, что пальцы бандита остаются неподвижными. Лицо Чекана при этом не меняло выражения — бесстрастного и спокойного.

— Вот так-то, браток, — сказал он, глядя в маленькие глазки официанта, — вот так надо над собой работать.

Он поднялся из-за стола, демократично протянул официанту руку. Тот подал свою пухлую ладонь. Чекан сжал пальцы, похожие на пухлые сосиски.

— Ну, пока, бывай, — он сделал два шага от официанта, затем остановился. — А теперь смотри сюда, на кулак.

Официант настороженно обернулся, на губах появилась подобострастная улыбка.