Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

Тамара поднялась не сразу, сидела в задумчивости. Затем, ничего не ответив, поднялась из-за стола.

Они с Рычаговым прошли в спальню, окно которой выходило на лужайку, и хирург обнял свою ассистентку. С улицы доносился мерный скрежет грабель, Дорогин сгребал листья.

Когда доктор Рычагов принялся расстегивать маленькие пуговички на блузке Тамары, та внезапно остановила его руку.

— Послушайте, Геннадий, нормальные люди днем этим не занимаются.

— Значит, раньше мы с тобой были ненормальные?

— Раньше мы были одни.

— Ты имеешь в виду Муму? — Рычагов подошел к окну, задернул шторы. — Он же не зайдет в мою спальню.

— Без стука, — договорила за него Тамара.

— Конечно.

— И, ясное дело, он услышит твой ответ.

— Тебе мешает он?

Тамара покачала головой:

— Нет.

— Хочешь, я избавлюсь от него?

И тут женщина поняла, в какую ловушку она попала, заведя этот разговор. Но ей не хотелось кривить душой перед Рычаговым. Чего-чего, а раньше это не присутствовало в их отношениях.

— Если ты хочешь, то я могу. Но почему-то именно сейчас, при свете мне неприятно, — с усилием произнесла она последнее слово.

Рычагов присвистнул:

— Вот те на! Я конечно готов поверить, что ты ехала сюда лишь бы увидеть меня — это немного греет самолюбие, но любить тебя, когда этого не хочется тебе…

— Извините, но я сказала правду.

— Слаще от этого она не стала, — подумал Рычагов и, чтобы хоть как-то сгладить неловкость, застегнул только что расстегнутые пуговицы, провел ладонью по волосам женщины. — Все нормально, Тамара, не переживай.

— Вы не обиделись?

— Когда близко знаешь человека и много времени проводишь с ним вместе, обязательно найдешь повод, чтобы поссориться.

— Вы так легко это восприняли…

— Тебе не угодишь.

— Я виновата, понимаю.

— Поехали, Тамара, спальня наводит на меня уныние. Сегодня в десять вечера мы избавимся от нашего пациента, а там, даст бог, наступит затишье. Ты, Тамара, привыкай жить с прислугой, одиночество — удел бедных людей. Кстати, цени мою сдержанность: вместо того, чтобы завести длинноногую горничную, я привел в дом мужчину, чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений насчет моих отношений с тобой.

— Вечером я хотела бы вернуться сюда. Исправить ошибку.

— Оставляй машину тут, не проблема, поедем сейчас на моей.

Дорогин, завидев, как хирург со своей ассистенткой садятся в автомобиль, поспешил к воротам, распахнул их. Ответил кивком на прощальный взмах руки. От сердца отлегло.

«Вот теперь-то, мерзавец, мы остались с тобой наедине — жертва и палач. Ты, Винт, всю жизнь был палачом, тем больнее тебе будет узнать, что тебя разжаловали в жертвы».

Теперь Дорогин действовал уже более спокойно, зная, что Винт никуда от него не денется. Подал ему есть, помог привести себя в порядок, спокойно выслушивал его бредни, похвальбы. Ни в чем не подгонял, зная наверняка, Винта после обеда потянет на наркотики, ведь тот был из разряда людей, которые ни в чем не знают удержу, начав пить, напиваются до белой горячки, за столом они непременно обжираются, оказавшись в постели с женщиной, доводят любовный акт до полнейшего скотства.

Винт, уже знавший о том, что сегодня вечером его заберут, пребывал в веселом расположении духа. Правда, веселость его выражалась несколько странным способом. Он заговорил с Дорогиным о Тамаре, рассуждая, каким способом ее лучше всего поиметь. Затем внезапно срывался на крик, требуя, чтобы Муму принес ему воды. Когда Дорогин приходил со стаканом минералки, принимался кричать:

— Ты мне выпивки принеси!

Сначала Дорогин делал вид, будто не понимает, а затем, после десятиминутных объяснений, наотрез отказывался сделать это.

— Вали на хрен!

Дорогин уходил.

Как и рассчитывал Сергей, после обеда Винт решил ввести себе дозу.

— Ты, урод, — Винт пальцем поманил Муму к себе, — вчера у тебя ловко получилось попасть мне в вену.

Винт полез под подушку, вытащил заветный полиэтиленовый пакет и положил его себе на колени.

— Потом спрячешь, — сказал он. — Эй, Муму, ты понял?

Дорогин сперва указал на пакет, затем сунул руку под подушку.

— Понятливый становишься, скотина.

Бандит перетянул предплечье жгутом и стал сгибать и разгибать пальцы, пока кисть не посинела. Затем срезал верхушку ампулы, аккуратно набрал дозу, втянув в шприц все содержимое, до последней капли, выпустил воздух и попытался сам поддеть иглой вену. Но когда знаешь, что у другого это получится лучше, чем у тебя, исчезает всякое желание стараться.

Пару раз пропоров кожу не там, где следовало, Винт выругался:

— Коли!

Бандит не спускал взгляда со шприца с наркотиком. Но недаром Дорогин был каскадером, трюкачом, он знал множество трюков, фокусов. Шприц мелькнул в его пальцах, сверкнула иголка. Муму присел на кровать. Всего лишь на полсекунды Винт потерял шприц из виду, а Дорогин уже успел подменить его другим, из кармана. Теперь он держал его так, что виднелась лишь одна игла между указательным и средним пальцем.

Дорогин сосредоточился, унимая дрожь в руках. Локтевой изгиб бандита был нещадно исколот, вена едва просматривалась.

— Эй, покажи, попал или нет, — забеспокоился Винт, пытаясь заглянуть под ладонь Дорогина. — Отсоси крови немного.

И тут бандит почувствовал как сильно Дорогин сжал ему запястье. Наркотик вошел в вену.

— Какого хера! А если бы не попал? — ругался Винт, но тут же немного подобрел, поняв, что инъекция сделана правильно. — Другой раз так не делай. Хотя другого раза не будет, сегодня меня заберут.

Дорогин подал Винту пустой шприц. Тот, растерявшись на секунду, осмотрел его, пытаясь припомнить. Бандит точно знал, он даже помнил ощущение в пальцах, помнил свой прежний шприц на ощупь, этот же был раза в два больше. Удивление еще не успело перерасти в болезненную фазу, как Винт раскрыл рот от неожиданности.

Муму заговорил:

— Да, урод, это не твой шприц, — Дорогин вынул из кармана и показал ему неиспользованный прежний шприц. — В том была тройная доза, смертельная.

— Ты…

До Винта еще не дошло. Впервые в жизни, чувствуя, как начинает действовать наркотик, Винт испытывал не удовольствие, а страх.

— Моя фамилия Дорогин. Только ты неправильно назвал меня режиссером, я каскадер. Это мою жену и моих детей ты с Митяем, — Дорогин сглотнул, — убил.

И тут до Винта дошло, что от смерти его отделяют каких-нибудь полчаса. Он рванулся с кровати, желая броситься на Дорогина, сжимая шприц в кулаке. Он сумел опустить ноги на пол, ухватившись за спинку кровати, поднялся. Сквозь бинтовую повязку на ноге проступила кровь, потекла тонким ручейком на пол.

— Ты… — только и успел проговорить он. Рука с зажатым в ней шприцем была занесена для удара.