Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

— Сергей? Серега, ты что ли?

— Я, дядя Саша, я.

— Где ты, мать твою, байстрюк ты этакий?

— Где, где, — сказал Дорогин, усмехаясь, — не так далеко, как ты, дядя Саша, можешь подумать.

— Где недалеко?.. — у старика дрожал голос, дрожали руки и вообще весь он напрягся неимоверно. Ему даже показалось, что у него волосы на абсолютно лысой голове зашевелились, а усы и брови натопорщились.

— Рядом с твоим домом.

— Почему ты рядом, а не у меня, Сергей?

— А ты один, дядя Саша?

— С кем я должен быть, с актрисами, что ли?

— Ну, мало ли… Мы давненько не виделись.

— Давай, бегом ко мне! Что ты мерзнешь на улице? Я уже давным-давно похоронил тебя, а ты, оказывается, жив-здоров и к дяде Саше ни ногой? Давай быстрее, а то сейчас выскочу на улицу в чем стою… выскочу, с балкона выпрыгну и поймать меня не сможешь.

— Поймаю, дядя Саша, — сказал Дорогин. — Затем, помолчав, добавил: — Ставь чай, сейчас буду.

— Вот это разговор.

Старый пиротехник засуетился.

«Сам Дорогин, жив-здоров! Сейчас будет у меня».

Детей у Сан Саныча не было, не было и жены. Никогда не было. Попадаются такие люди, старые приличные холостяки. Хотя возможностей жениться и жить как все у аккуратиста, педанта Сан Саныча было хоть отбавляй.

Какие женщины подбивали к нему клинья, добиваясь его расположения, хотели связать с ним жизнь! Но всем им Сан Саныч дал от ворот поворот. Конечно, он не был святошей, не был монахом, женщины появлялись в его однокомнатной квартире. Появлялись, но быстро исчезали, надолго не задерживаясь.

Сан Саныч судорожно принялся одеваться. Он был знаменит на весь «Мосфильм» тем, что на съемочную площадку всегда приходил вовремя, никогда не был пьян и на его ногах в большинстве случаев всегда поскрипывали хромовые офицерские сапоги, начищенные до умопомрачительного блеска.

Сейчас эти сапоги и еще две пары сношенных стояли в стенном шкафу на нижней полке, и Сан Саныч как будто предчувствовал, что сапоги ему еще понадобятся, что к нему придут и скажут: «Дядя Саша, ну как мы без тебя кино снимем, давай, помоги!»

И он не откажет. Не откажет молодым ребятам, которые годятся ему во внуки, пойдет, и не за деньги, а за так, потому что страстно любит кино.

В кино он попал просто — после демобилизации его попросили помочь снять фильм — Ложенков случайно подвернулся под руку. Нужно было организовать каких-то пару-тройку пустяковых взрывов. Он пришел, помог, ничего не прося, и не требуя за помощь. Но кино его зацепило, как зацепило многих, и уже не отпустило. Что-то сломилось в душе молодого офицера и он заболел кинематографом, спецэффектами, актерами, дублями.

На слово «Мотор!» он реагировал так, как и все на съемочной площадке. Оно заставляло биться сердце, вбрасывало в кровь порцию адреналина, заставляло розоветь щеки, а глаза блестеть.

Последний фильм, над которым по договору работал пенсионер Ложенков Александр Александрович, был фильм Сергея Дорогина, талантливейшего каскадера, который решил снять фильм, полностью построенный на трюках и всяческих эффектах. И в главной роли снимался сам Сергей. Но фильм доснять не пришлось, кончились деньги. Вернее, что-то там произошло с банками, которые давали кредиты. Пошли неплатежи, деньги, вроде бы, были, и в тоже время снять со счета их не получалось, а штрафы шли, простои приходилось оплачивать. Дорогин не решался распустить группу, понимая, что еще раз убедить людей в реальности проекта он не сможет. Тогда произошло много всякого. Дорогина Сан Саныч любил так, как мужчина, никогда не имевший семьи, может любить своего сына.

Старый артиллерист делал сразу несколько дел. Он собирался, накрывал на стол, готовил нехитрую закуску и простую выпивку, ставил чайник, включал плиту, смотрелся в зеркало, причесывал седые усы и оглядывался по сторонам.

В дверь позвонили, негромко, дважды. Сан Саныч двинулся к двери, его лицо было напряжено, уголки рта подрагивали. Он, не спрашивая, распахнул дверь, обнял Сергея Дорогина, крепко прижал его к груди, так крепко, как только мог старик. Даже глаза у Сан Саныча покраснели, но слезы не покатились по морщинистым щекам, улыбался он наивно, как ребенок, и мудро, как все старики, которым открылся тайный смысл жизни, которые понимают зачем бог даровал им жизнь и понимают, что жизнь бесконечна, а все происходящее — лишь череда бесконечных изменений. И смерти они поэтому не боятся.

Почти такая же улыбка была на лице Сергея. Он тоже, как и старик Ложенков, абсолютно не боялся смерти.

— Да раздевайся же ты в конце концов! Что стоишь, как вкопанный? Дай, я еще за тебя подержусь, хочу убедиться, что это ты, что ты жив и здоров.

— Жив, дядя Саша, жив и в общем-то, здоров.

— Почему в общем-то? — насторожился Сан Саныч.

— Как тебе сказать… Долгая история. Ты-то как? Хотя смотрю, ты, дядя Саша, выглядишь орлом.

— Еще бы мне не выглядеть! От вредных привычек избавился, слава богу, лет десять назад, так что теперь только жить и радоваться, — грустно произнес старик.

— Так ты живешь и радуешься?

— Да нет, Сережа, не радуюсь, нет большой радости.

— А кино?

— Брось ты, — старик махнул рукой, принял куртку у гостя, повесил ее на вешалку. А затем, взяв Сергея за локоть, потащил на кухню. — Пойдем, пойдем, там все расскажешь.

— Да рассказывать-то, дядя Саша, нечего, собственно. Думаю, ты в курсе.

— Нет, не в курсе, — признался Сан Саныч.

— Ну, тогда в двух словах…

— Погоди слова, лучше сядь поудобнее. Садись в угол, ты ведь любил сидеть на этом стуле, вот он тебя и ждет.

— Да, любил, — усаживаясь на деревянный стул с высокой резной спинкой, когда-то давным-давно, когда еще не было Сергея Дорогина, принесенный сюда со съемочной площадки.

Сан Саныч уже не помнил, в каком фильме этот стул и еще десятка три таких же должны были сгореть. «Вот этот единственный стул и не сгорел, а остальные пошли дымом» — любил приговаривать пиротехник. Сан Саныч его перекрасил, и с тех пор он исправно служил хозяину квартиры на Мосфильмовской улице.

— А я, знаешь, Сергей, сон сегодня видел чудный.

— Ты что, дядя Саша, в сны начал верить?

— Да не то чтобы верить, Сергей, но сон чудный.

— И что же такого тебе приснилось?

— Приснилось мне вот что. Будто прилетел ко мне на балкон орел с подбитым крылом, большой красивый, а крыло волочится.

— Так как же он мог прилететь? — спросил Сергей с легкой улыбкой.

— Сам не знаю как, но слышу кто-то стучится в окно. А я сам в это время брился. Выхожу из ванной, смотрю — орел за стеклом на балконе. Я открываю дверь, а он такой большой сидит и, не мигая, на меня смотрит. Я ему говорю: «Ты чего, орел, что тебе надо, по мою душу прилетел?» «Нет» — говорит орел, причем говорит на своем птичьем языке, а я, представляешь, Сергей, все понимаю. «Тогда зачем прилетел, да еще раненый?» «Хочу, чтобы ты мне крыло отремонтировал» — говорит птица. «Я, что бы отремонтировал? Так я же не ветеринар, а пиротехник и в медицине ничего не смыслю». «Нет, — говорит, — все ты понимаешь, Сан Саныч, давай, берись за дело».