Стелла Прюдон - Дедейме

Ханна, однако, не ожидала, что при виде маленькой худышки с торчащими во все стороны непослушными жесткими волосами, грустными глазами и впалыми щеками ее сердце так сожмется от жалости. Она полюбила внучку всей душой и мечтала о том, чтобы и Мина любила ее больше всех. Но добиться взаимности удалось не сразу. Мина не хотела оставаться на ночь у бабушки. Та громко храпела, и Мине было страшно. Однажды Мина прибежала от бабушки вся взлохмаченная. Эрке пошла к матери. Ханна была в скверном расположении духа, не разговаривала, а шипела сквозь зубы. По ее виду Эрке поняла, что что-то не так, и, возможно, это она, Эрке, сделала что-то плохое. На ее вопросы мать не отвечала. Хоть такое бывало не раз, Эрке всегда испытывала мучения, когда Ханна ее игнорировала. Когда мать обижалась, ни одна складка на ее лице не двигалась, оно становилось восковым и неподвижным, ледяным и колючим. Причина недовольства выяснилась быстро. Виновницей была Мина. Она нагрубила бабушке, и та отказалась приходить к Эрке. «Это ты ее настраиваешь против меня!» – прошипела сквозь зубы Ханна. Эрке послала за девочкой. Когда Мина пришла, ей устроили допрос:

– Ты что сказала маме?

Девочка опустила голову и нахмурилась.

– Я тебя спрашиваю – что ты сказала маме? – Эрке толкнула Мину в плечо.

– Я сказала, что она – Баба-яга, – еле слышно шепнула Мина.

После этих слов Эрке грубо схватила Мину и стала бить большой и крепкой ладонью по спине, лицу, голове, приговаривая:

– Будешь знать, как говорить маме гадости!

– Хватит, хватит! Не надо! – сказала Ханна.

Но Эрке уже было не остановить. Она била и била девочку, ее лицо и руки стали алыми, а Мина захлебывалась от слез.

– Проси прощения у мамы! – потребовала Эрке.

Мина встала на колени и сложила руки в молитве.

– Мама, прости меня пожалуйста, я больше никогда так не буду!

– Ладно, ладно, – Ханна пыталась улыбнуться.

– Иди умойся! – строго произнесла Эрке.

Мина встала и направилась к выходу.

– Умойся и сиди в своей комнате. Без моего разрешения чтобы не выходила, тебе понятно?

– Да, – еле слышно произнесла девочка.

Когда она ушла, Ханна сказала:

– Зачем поругала? Я же об этом не просила!

– Ты не просила! Это мне, мне не нравится, что она слишком много на себя берет. Грубит старшим, плохо себя ведет. Научилась непонятно чему непонятно где. Это все гены плохие, отцовские. Здесь ничего не поделаешь, приходится воспитывать.

– Да, это все гены, – согласилась Ханна.

Когда женщины дошли до летней террасы, Гарика уже не было дома.

– А что, Симон не объявлялся больше? – спросила Ханна.

– Приезжал, через Натена спрашивал, может ли он повидаться с дочерью. Я сказала, что нет. Как он еще не побоялся приехать! И это после того, как Гарик его месяц назад, когда он к нам сюда заявился, с топором в руках выгнал. Зарезать хотел.

– Нехорошо это, – Ханна покачала головой. – Отец же все-таки, мой брат двоюродный. Нехорошо. Мне тете в глаза стыдно посмотреть теперь. Я и так с ней уже восемь лет не разговариваю, хотела помириться, фрукты посылала, а она все отсылает, не хочет меня знать. Вы, говорит, моего сына уничтожили, раздавили. Единственная моя тетя, мамина сестра, после матери самый близкий для меня человек. Я помириться с ней хочу. Не выгоняй Симона в следующий раз, когда придет. А я скажу Натену, чтобы ему передали, что можно прийти дочь повидать. Отец все-таки родной, не чужой. Родственник наш близкий. Отца надо уважать, я своего отца любила, несмотря ни на что!

– Мама… – хотела возразить Эрке, но не успела, потому что на веранду вбежала Мина. Обеими руками она держала целлофановый пакет с улыбающейся ватными зубами женщиной.

Ханна засмеялась и заглянула в пакет: он был доверху заполнен булочками и рогаликами.

– Зачем так много? – Эрке строго посмотрела на дочь.

– Я на все деньги купила, что мне мама Ханна дала. – Мина еще не отдышалась после пробежки и говорила, быстро вдыхая и выдыхая воздух, от чего ее монолог был похож на вещание забарахлившего радиоприемника. – Я думала, надо на все купить. На меня все в очереди так наругались, потому что я последние булки забрала. А я все равно взяла. Думала, нужно на все брать.

Эрке покраснела от ярости, собираясь поругать Мину, но Ханна махнула рукой, призывая внимание Эрке, и ударила себя по губам, как бы прося дочь ничего не говорить.

– Мы же пойдем с Миной цыплят кормить. Они булки любят. Иди ко мне, я тебя поцелую. – Ханна притянула Мину к себе и звонко поцеловала ее в щеку. – Расскажи еще раз, что тебе в очереди сказали.

– Я пришла, уже было много народу, – начала свой рассказ Мина, – стала в очередь, ждала, как все. Меня одна женщина даже похвалила, что я родителям помогаю, улыбалась мне все время. Когда пришла моя очередь, оставалось десять булочек и семь рогаликов. Я отдала все деньги и сказала: «Мне на все деньги булочек и рогаликов!» Продавщица удивленно так спрашивает: «На все?» А женщина, которая меня хвалила, начала на меня кричать: «Девочка! Ты совсем совесть потеряла! Все булочки забираешь! Зачем тебе столько!»

Мина гримасничала и кривлялась, пытаясь передать бабушке возмущение покупательницы, ее голос стал писклявым. От смеха у Ханны выступили слезы на глазах. Мина продолжила:

– Мужчина там еще был, тоже начал кричать. – Имитируя мужчину, Мина сделала ржавый голос: – «Так это жиды черномазые, семьи у них большие, русскому человеку уже хлеба не достается!» – А продавщица мне говорит: «Здесь сдача». Я ей отвечаю, дайте мне на сдачу жвачку «Дональд Дак». Она мне дала целый блок.

Мина посмотрела на бабушку, ожидая, как та отреагирует на последнюю реплику.

– Так ты все деньги потратила? – возмутилась Эрке. – Вот негодница! Еще и жвачки на мамины деньги купила! Тебе что сказали: пять булочек! А ты что купила?

– Вессе! [31] Хватит! – Ханна просяще взглянула на Эрке. – Ребенок зачем ругать?

Эрке выхватила из рук Мины пакет и ушла на кухню. Ханна, обращаясь к Мине, спросила:

– А жвачка где? Покажи.

Мина быстро достала изо рта розовый комок изжеванной резинки, потом положила его в рот и стала надувать из жвачки шар. Ханна крепко ее обняла.

– Ты мой самый младший дочь!

Мина поцеловала бабушку.

– Ты кого больше всех на свете любишь? – спросила Ханна.

– Мою мамочку Ханну! – ни минуты не думая, ответила Мина.

– Сделаешь для меня одно дело?

Мина закивала.

– Пойди потихоньку домой, посмотри, что Шекер делает. И прибеги мне скажи. А если увидит тебя, скажи, чтобы кушать шла.

Шекер перестала играть на пианино и прислушалась: из коридора доносился странный шорох. Вдобавок к тому не покидало ощущение, что на нее смотрят. Она встала и подошла к двери: никого. Вдруг раздался оглушительный крик: