Стелла Прюдон - Дедейме

– Закрой как следует! – строго сказала Эрке.

– Я закрою как следует, сестричка Эрке! – пообещала Мина.

– Сестричка, сестричка… – эхом повторила Эрке.

Поселок Горячеводский, проселочная дорога, небольшие глиняные и кирпичные дома. Возле одного из таких домов стоит усатый раздолбай Изя. Ему слегка за тридцать, но голова усеяна проплешинами, в висках голубится седина.

– Базара нет, я отвечаю! Ты же меня знаешь! – говорит он в приоткрытое окно «девятки». За тонированными стеклами не видно лица его собеседника, но, судя по взволнованному и испуганному лицу Изика, оно вселяет страх.

– Я-то тебя знаю. – Собеседник засмеялся, а Изя рукавом стер пот со лба. – И ты меня знаешь. Со мной разговор короткий, я два раза не повторяю.

– Все будет по-мужски, – ответил Изя отъезжающему собеседнику. – Как у людей все будет.

Изя поднял руку, чтобы махнуть вслед, но тут же опустил, потому что к воротам его дома подъехала другая машина. В ней сидели две женщины: старая и молодая. Ему нравилась молодая, даже несмотря на большие затемненные очки. «Без очков было бы лучше, но и с очками ничего: фигура офигенная», – подумал Изя. Хорошую, пышную фигуру Изя ценил в женщинах больше всего. Он подбежал к машине, открыл дверь и подал руку пожилой пассажирке.

– Тетя Ханна, здрав-ствуй-те! – растягивая слова, произнес Изя. – Как жизнь молодая? Как здоровье? Как дети? Как дядя Натан?

– Хубе, хубе, куклейме [33] Хорошо, хорошо, мальчик мой. . Мать дома?

– Да, конечно! Она всегда дома сидит, никуда не выходит, вас ждет.

– Нас ждет? – удивилась Эрке.

– Ну да, она постоянно говорит: «Никуда не поеду, вдруг Ханна приедет».

Эрке с неприязнью посмотрела на Изика. Ей не нравился этот человек. Он казался ей клоуном.

– Мы в цирке? – строго спросила Эрке.

Изик замялся.

– Лучше давай помоги из багажника отрезы вытащить. – Эрке перебросила ему ключи от машины и прошла за матерью, которая уже скрылась за калиткой.

Когда Ханна и Эрке вошли в дом, они услышали из динамика:

– Изаура! Ничто не может помешать нам пожениться.

– Альваро, если ты узнаешь, кто я на самом деле, ты никогда не простишь себе, что полюбил меня…

За столом сидела женщина и смотрела телевизор.

– Шура! – окликнула Ханна.

– О, мои сладкие, я не слышала, как вы вошли! Вот Изик, паразит, не мог предупредить! – Она подскочила к женщинам и засуетилась. На ее щеках блестела сериальная слеза. – Чу хабери? [34] Как дела? Сейчас я чай сделаю! Хурде хостени? [35] Кушать будете?

– Нет! – отказалась Ханна.

– Мы только что завтракали! – пояснила Эрке.

– А я тут кассету с Изаурой смотрю. Вы не смотрели? Какой фильм сильный! Какой фильм! Жизнь у них настоящая, не то, что у нас! – Шуре было нелегко выйти из реалий рабовладельческой Бразилии и снова оказаться в мире провинциального кавказского городка. – Этот негодяй Леонсио же есть, он ее преследует, свободу ей не дает. – Шура подняла, а потом бросила руки и смахнула рукавом слезу.

В комнату вошел Изя с отрезами ткани.

– Куда положить? – он неспешно обвел взглядом всех присутствующих, включая бесшумно говорящую что-то с экрана Изауру, и остановился на матери.

Шура указала ему на высокий стол для выкроек.

– Ханна, ну почему ты не хочешь, чтобы я тебе сшила одно красивое платье? Тебе вай как хорошо буде-е-ет! – Последнее слово Шура произнесла нараспев и подмигнула Эрке.

– Не хочет, да, она платье носить! Я тысячу раз ее не упрашивала, платья не приносила? – Эрке пожала плечами. – Мама не хочет, ей удобно в халате.

– Ну ладно. – Шура подошла к отрезам и стала разворачивать ткань, чтобы увидеть рисунок. – Халаты так халаты. Из всех, как всегда? – Шура знала размеры Ханны наизусть и ей не требовалось обмерять женщину.

Ханна кивнула.

– Мам, я уйду ненадолго, приду через час-полтора с кентами, – сказал Изя. – Ты нам покушать организуй: хинкал, чуду, как положено.

– Мозги, да, не делай. Иди давай.

Изя вышел, а Шура продолжала говорить ему вслед:

– Нашелся мне, деловой! Придет он! Знаю я его дружков! Все якшается не с теми, с кем надо. Завел бы уже нормальных друзей…

– Сына почему не женишь? – вдруг спросила Ханна.

Шура оторвала глаза от ткани, подошла к окну и, приоткрыв занавеску, посмотрела во двор. Убедившись, что Изик вышел и закрыл за собой калитку, Шура сказала:

– Да хочу женить, но не получается. Спутался он с одной Катькой, у нее пузо до ушей уже. Я к ее матери ходила, ругалась: пусть, говорю, моего Изю в покое оставит. Он, говорю, не последний фрайер, чтобы чужих детей воспитывать. А она мне что, как ты думаешь? Скажу – не поверишь! Мы, говорит, твоего Изю силком не держим, захочет, говорит, сам уйдет. Это она мне такое говорит! Не держат они, конечно, знаю я таких. Нагуляла где-то ребенка, теперь Изю заарканить хочет. Я дверью хлопнула и ушла, а Изе сказала, что, если он еще порог ее дома переступит, домой пусть не приходит. Так и сказала, папамну! [36] Клянусь отцом!

– А он что, слушается?

– Да вроде пока слушается, но надолго ли? Мужики они все – как дети. Пальцем помани, они и побегут вприпрыжку. Да еще и связался с какими-то зверьками, чеченцами этими, они же дикие, с гор спустились. Какие-то делишки замышляет с ними. Как я с ним намучилась. Был бы отец, он бы из него человека сделал. А так я одна, очень тяжело одной сына воспитать! Это меня все бог так наказывает за то, что от наших традиций отошла и за ненашего замуж вышла.

– Да, от традиций нельзя отходить, – подтвердила Ханна. – Если мы от традиций отходить не будем, все у нас хорошо будет!

– Как только еще молодежь в этом убедить? – задумчиво произнесла Шура. – Они все как с цепи сорвались, дальше своего носа не думают.

– А давай я ему хорошую невесту посватаю! У меня есть одна девочка на примете, из хорошей семьи девочка. Бахшиевых знаешь? Вот у них Гуля есть же, старшая, для Изи как раз лучше не найдешь. Очень хорошая девочка, духтер-хуне [37] домашняя девочка. , все делает, убирает, стирает, готовит.

– Гуля? – Шура задумалась. – Сколько ей лет? Она ведь старая уже?

– Какой старая! Двадцать два года есть, больше нет. Мне тоже было двадцать два, когда я за Натана замуж вышла.

– Ну ты – это совсем другое дело. Тогда война была. А она в Краснодаре училась, что делала там, только Всевышнему известно. Может, на занятия ходила, а может, и не на занятия, а на танцы-шманцы, с парнями шуры-муры водила.

– Да какие шуры-муры, она серьезная девочка, скромная, а не халам-балам какой-то. Из мухи слон зачем раздувать? Рашид, отец ее, жалеет теперь, что отправил ее учиться в Краснодар. Он на ее уговоры пошел, всем женихам отказывал. Она ему сказала, что сама себе лучшего мужа на свете найдет. Училась-училась, а уму-разуму так и не научилась. Приехала домой ни с чем, замуж так и не вышла. Теперь отец локти кусает, меня просит, умоляет. Найди, говорит, Ханна, моей Гуле хорошего мужа. А я сразу о твоем Изике и подумала. И приданое хорошее Рашид дает! Дом дает, на работу мужа устроит. Все сделает. А ты что, от той девки Изю отвадить не хочешь? К нашим традициям приобщить не хочешь?