Стелла Прюдон - Дедейме

Девочка сделала театральную паузу, все захлопали, а Натан потребовал налить еще по рюмке водки каждому. Обняв Мину за плечо, он спросил:

– Ты кто по национальности?

– Русская, – ответила девочка.

Все засмеялись.

– Ты кем будешь, когда вырастешь?

– Президентом Ельциным!

Сидящие за столом стали смеяться, шептаться, а кто-то даже захлопал.

– Умная она очень, дочка моя младшая, не то что нынешние лоботрясы. Вырастет, в МГИМО устроим ее.

Мина, смеясь беззубым ртом, закивала и преданно, как собачка, посмотрела на папу-дедушку.

– Нос-нос-нос, – стал манить дедушка, это значило, что он будет касаться рюмкой ее носа перед тем, как выпить. – Ну все, все, иди к матери.

Мина послушно ушла на кухню. За мужским столом не осталось и следа от былой грусти. Все смеялись, шутили, хлопали друг друга по плечу. Тем временем вернулась Эрке с большой клеткой в руке – в ней сидел щенок немецкой овчарки. Она осторожно вынула его из клетки, поднесла к отцу и сказала, что этот щенок – сын Мухтара, внук Цыгана, и это подарок отцу на день рождения, и что теперь он может не бояться, если Цыгана вдруг не станет, у него есть еще один. Новый Цыган был единогласно признан таким же красивым, как и его дедушка.

После завтрака отец зашел в дом отдохнуть и переодеться, а сыновья взялись за мужскую работу – мыли из шланга двор, расставляли столы и лавки рядами, относили тазы и сумки с продуктами женщинам на кухню. Во дворе поставили магнитофон с громкой дагестанской музыкой, и женщины время от времени прерывали готовку и танцевали лезгинку, приглашая мужчин составить им пару в танце. В доме воцарилась атмосфера веселья.

Довид пришел около трех. О его приходе Шекер было известно еще до того, как она его увидела. Женщины зашушукались, и Ханна стрелой вылетела из кухни. Поцеловав сына, она пошла звать мужа. Довид зашел на кухню с двумя солидными мужчинами в дорогих костюмах и, бросив «всем привет», стал рассказывать гостям, кто есть кто: вот мои сестры, жены моих братьев, повар… О Шекер ни слова, как будто она – тоже кто-то из перечисленных, сестра, невестка, повариха… Шекер смотрела на Довида и не могла отвести глаз. Но он даже не взглянул на нее. Впрочем, его взгляд не задерживался ни на ком дольше секунды, а будто охватывал всех целиком. Возможно, он просто не успел рассмотреть каждого по отдельности, потому что его сразу позвал отец. Натан уже успел одеться и побриться к празднику, и от него пахло одеколоном. Довид представил отцу своих спутников – это были известные политики из Москвы. Гостям накрыли чайный стол: урбеч [8] Паста из измельченных семян конопли. , пахлаву, айвовое варенье, сухофрукты и вазу с импортными конфетами.

– Ну что, как там Москва поживает? – спросил отец гостей. Повисла пауза и, не дождавшись ответа, Натан продолжил: – Как там Ельцин? Скажу вам честно, я его не одобряю. Раньше одобрял, а теперь – нет. Мы ничего хорошего за два года его пьяного правления не увидели. Непонятно, что творится, раньше был один хозяин, а теперь их десятки и сотни. Вот я, к примеру. При советской власти я был директором универмага, директором с большой буквы, начальником! Никто мне не указывал, что делать и как. Меня могли посадить, но это другой вопрос. А теперь – можно все, но ничего нельзя. Универмаг купили какие-то бандиты и делают там что хотят. И я у них бобик на побегушках! Товара полно, а толку – ноль. Денег все равно ни у кого нет.

– Папа, ну что же ты молчал?! – с пафосом спросил Довид. – Если бы я знал, что у тебя проблемы, я бы уже давно купил этот универмаг с потрохами. Завтра же займусь…

От этого обещания Натан повеселел. Он уже давно хотел попросить Довида уладить его вопросы на работе – договориться с новыми хозяевами магазина, но нельзя же просить о чем-то сына, с которым находишься в ссоре.

– Да, сейчас сложные времена, – согласился сидевший справа коренастый мужчина в белом льняном костюме. – Реформы всегда сложно даются…

– Реформы! Да на что нам эти реформы сдались? Демократия, бог знает что. Во что мы превратились? Раньше Карпова с Каспаровым хоть по телевизору показывали, а теперь – одних голых девок. Я за Ельцина болел, думал, он сделает лучше, а стало только хуже. Сейчас вообще непонятно, что творится. России нужна твердая рука, Сталин бы такого не потерпел!

Мужчины переглянулись, а Довид, поняв, что отец подвыпил, предложил сменить тему и сыграть в нарды. Все закивали. Играть с Натаном вызвался самый старший из гостей – седовласый Владимир Николаевич. Оставив отца, Довид направился на кухню. Он хотел узнать у матери, сколько человек будет на празднике и придут ли музыканты, но первой на глаза ему попалась Шекер. «Как же она стала похожа на мать!» – подумал Довид, поздоровался с дочерью и обнял ее.

– Как ты, родная? – спросил он.

– Хорошо, – ответила Шекер, опустив голову, – а ты… а вы?

– Неплохо…

Шекер дрожала, и у нее колотилось сердце. Она так долго ждала этой встречи, и вот отец стоит перед ней и она не знает, что сказать. После небольшой паузы Шекер спросила:

– А вы одни? Киры не будет?

Шекер очень хотела узнать, будет ли Зина, ее мать, но не знала, как назвать ее правильно – Зина или мама, – поэтому решила узнать, будет ли на празднике ее родная сестра Кира, вторая дочь Довида и Зины. «Если будет Кира, будет и мама», – подумала она.

– Кира… да… – начал Довид, – они, не знаю…

Тут их разговор был прерван. Подошла Ханна и, тяжело взглянув на Шекер, увела Довида.

– Ну что, не придет Зинка помогать, нет? – спросила Галя номер один, не расслышавшая, придет ли жена Довида.

– Придет, наверное, как и все гости, часам к пяти, – ответила ей Галя номер два.

– Вот белоручка! Мы с утра вкалываем, а она придет, вся расфуфыренная, – пить, есть, танцевать. Никакой совести нет! – стала возмущаться Галя номер один.

– Я за нее здесь работаю, разве этого недостаточно? – ответила невесткам Шекер и, поняв, что тон ее высказывания оказался неожиданно грубым, поспешила исправить положение, добавив: – Нас же и так здесь много, больше людей на кухне не поместится.