Марина Голубец - Моя мечта за океаном [СИ]

– В тот момент, когда я бросил тебя, несколько журналистов узнали, кто я. Не знаю, как они это разведали, но я, если честно, не удивлен. И тогда папа совсем съехал и запретил мне выходить на какую-либо связь… Мой папа немного сумасшедший, – смеется Ник, – Практически у всех звезд есть дети, и они не пытаются их скрывать. Мой папа не из их числа. Папа боится сумасшедших журналистов и фанатов, он не хочет, чтобы у меня было домашнее обучение, не хочет, чтобы я не мог спокойно выходить на улицу. У моей мамы именно такая жизнь: её нет. Имею ввиду, личной жизни. Это очень сильно сказывается на её нервах, а значит и здоровье. Юль, у меня были ужасные времена, я не мог тебе рассказать. И я не поступил ни в какой университет и даже не собирался. Работа и так уже есть. Естественно, я пока что помогаю папе, но потихоньку строю свою карьеру. Вот и вся история.

Я просто молчу и перевариваю всю информацию.

– Я так и знала, что ты врал, – спокойно говорю я. Он удивленно раскрывает глаза, не понимая, о чем я, – Когда ты меня бросил, ты сказал какой-то абсолютный бред. Это всё совершенно не сходилось с тем, что ты говорил и делал до этого.

Он чуть хмыкает, и один уголок рта растягивается в улыбке.

– Естественно. Я всегда хотел быть с тобой, ждал тебя, твоего поступления. Ты даже не представляешь, как я счастлив за тебя, – он смотрит на меня каким-то другим взглядом. Он у него изменился. Стал более взрослый, разумный. Не мальчишеский. Я слабо улыбаюсь.

– И все же ты поступил как подонок и эгоист, – продолжаю я свои мысли, – Тебе было плевать на меня. Мог бы и рассказать. Неужели такое недоверие?

– Я не хотел вообще связывать жизнь с Голливудом. Хотел быть нормальным. Я придумал себе реальность в России, где нет родителей и журналистов. Есть я и ты. Как будто, так и должно быть. Юля, когда я говорил, что люблю тебя, я не врал. И ты – единственная девушка, в которую я действительно влюбился. После тебя у меня никого не было. Ты даже не представляешь, как плохо мне было и стыдно…прости меня. Прошу. Знаю, что ты не простишь, но…я просто хочу извиниться.

– Погоди, – я потихоньку начинаю вспоминать, какие моменты были странными для меня и продолжаю, – Начнем с самого начала. Когда мы приехали в НЙ, я подслушала разговор твоей мамы с тобой. Вы ругались. Она говорила, что я просто обычная девочка, а ты…

– Помню. Я думал, что ты все же не подслушивала, – он смотри на меня своими добрыми глазами, как бы осуждая меня. Но это не так, он просто шутит, ожидая от меня улыбки, но я смотрю на него холодным взглядом, – Но все же тогда мама пришла поговорить со мной о тебе и говорила, что я не должен тебе доверять, что ты такая же, как и та Мэлоди. Ее так зовут. Я разозлился из-за всего. Из-за папы, естественно, потому что его практически не бывает дома из-за работы.

– Ясно…А что насчет кино? Помнишь, когда мы ходили?

– Я купил билеты не потому что очень внимателен, а потому что это фильм моего папы. Я просто был обязан посмотреть его. И те диски у меня дома. Я подарил тебе один из дисков с автографом, которых было просто куча.

От всех этих слов меня начинает тошнить. Ник совершенно не тот, кем был. Он не идеал, как я считала. Он скрывал от меня всю свою жизнь и показывал себя в лучшем свете по неизвестной тому причине. Можно было бы и не притворяться.

– Ладно, – проговариваю я. – А что насчет девушки на катке?

– Девушки на катке? – не понимает парень.

– Да, та блондинка на катке в Центральном парке.

– Хм…не думал, что ты запомнишь её. Она снималась в одном из папиных фильмов. Подошла поговорить, спросить насчет папы.

– Теперь ясно, почему у нее было такое знакомое лицо. А Мэри?

– Она моя лучшая подруга. Единственная, кто знал о Мэлоди. Очень помогла мне справиться со всем. Поэтому она тогда спросила, можно ли мне встречаться. Отец запрещал после той истории.

Я смотрю на Ника и вижу совершенно другого человека. Она был прав том, что секрет его семьи никак нас не касается. Но его вранье очень даже касается. Я понимаю, что все это было во благо своей семьи, и я его прощаю за это. Но все-таки, как бы он не говорил мне, что доверяет – это не так. Если бы это было так, то я бы знала обо всем, как Мэри.

– И как у тебя сейчас дела? – спрашиваю я. Мне действительно интересно.

Он всё ещё сидит на стуле, смотря на меня, как будто бы ища во мне что-то. Может быть прощения? Любви?

– Все намного лучше. С родителями все отлично, я наладил отношения с папой, и журналисты успокоились.

Вдруг я вспоминаю ту самую неделю, когда он пропал. Все время я ломала голову над тем, почему он пропал. Но теперь я вспоминаю Лею, которая судорожно говорила о телевидении в школе.

– Та неделя, – в моем голосе слышаться хоть какие-то ноты чувств. Ко мне в голову приходит ясное объяснение выходки Ника, – Ты же…ты же не пришел из-за телевидения? Боялся репортеров?

– Да. Угадала. Это было глупо, но я все же боялся любого риска.

Я молчу и смотрю на него. Он с опаской смотрит на меня, и я начинаю смеяться.

– Я не могу не простить тебя, – лицо Ника озаряется, но я быстро убиваю его надежду. – Но…

– Но?

– Но я не могу снова…общаться с тобой…Ник, один единственный вопрос. Ты бы рассказал мне все это, не услыша я разговор с твоим папой? Открылся бы мне вот так же откровенно, если бы, к примеру, мы встретились в кафе или баре?

Ник долго время сидит и смотрит в одну точку, и его лицо мрачнеет. Он любит говорить правду.

– Нет. Не сказал бы.

Я выдыхаю. Это единственное, что мне нужно было знать. Доверяет он мне или нет. Но даже, если бы доверял, это бы не изменило моего решения. Я вспоминаю слова Ани: «И потом вы поймете, что, кроме расстояния, вас ничего не разделяло». Как же она была не права. Впервые. Изменилось абсолютно все. Я помню, как Лея говорила мне: «Хочешь и стоит – разные вещи». Это правда. Сейчас я смотрю на него и не могу понять, что чувствую к нему. Целый год без единой весточки от него отразилось на наших отношениях. Я не могу сейчас просто взять и рассказать ему что-то; не могу накинуться с объятиями; не могу пошутить над ним. Время лечит, и оно вылечило меня.

– Что ж.…тогда все, – вскидываю я руки, – Жаль, что нужно было ждать официального расставания целый год, – смеюсь я немного истерически, – Но я прощаю тебя, правда. И я действительно любила тебя. Но я не могу быть с человеком, который будет скрывать от меня свою жизнь. И спасибо тебе. За тот чудесный год. Те слова, что я говорила тебе я ни в коем случае не забираю назад. На тот момент ты был запутан и, возможно, у нас все бы могло получится снова, но не сейчас. Ник, я.…мы не общались целый год. Изменилось абсолютно все!

Некоторое время Ник сидит, чуть качая головой, обдумывая что-то. Потом он нежно улыбается, встает с кресла и обнимает меня. Теперь у него нет того запаха мяты и лайма, того одеколона. Теперь у него другой аромат, более мужской и древесный. Он отстраняется и смотрит своими светло-карими глазами в мои: