Татьяна Архипова - Суздаль. Это моя земля

— Чудеса? Да… Не знаю. Вроде как. Да вот они, мои чудеса, — в комнату со звонким криком вбежали две маленькие девчушки и повисли на своей маме, не замечая меня.

— Ну, я поеду, Галина, звоните, — я записала телефон и оставила свою ситцевую тайну.

[6]

Ежедневная московская суета через пару дней смыла магию моей Суздальской поездки. Прошёл месяц, возможно даже немножко больше, всё закрутилось, поменялось, срослось. Я почти забыла о том дне, о тех удивительных людях, их глазах, трепете, преданности прекрасному и подвижническому делу. Где-то в глубине сумки вибрировал телефон, я одной рукой не без труда выудила его с самого дна, второй рукой балансируя руль:

— Да, я, здравствуйте, Галина… а… да, помню.

— Да, хорошо, приеду в субботу.

— С ней все нормально?

— Да, обязательно.

Лифт был слишком хорош для обычного блочного дома. Он шёл медленно, как в больнице, казалось, вечность поднимаясь на седьмой этаж. Остановился на третьем.

— Вы вниз? — спросил крупный суровый мужчина с собакой.

Я не смогла ничего ответить и только через длинную, как мне показалось, паузу замотала головой. Мужчина уже вошёл и встал спиной. Маленький щенок — не взрослая собака, теперь я его разглядела — улёгся рядом и вытянул лапы.

Дверь открыла Галина. Девчушки носились по коридору. Я прошла в комнату и… выронила телефон из рук. Со стола на меня смотрела икона из того самого трамвая на Чистых Прудах. Это была она! У меня перехватило дыхание, я не могла издать ни звука, только долго смотрела на чистый манящий лик, утопающий в лазурном фоне.

— Это «Знамение», список с Новгородской иконы. Он в храме Успения в Суздале. Видели, наверное?

— Дааа… Я её в другом месте видела.

«…в момент созерцания иконы молящемуся как бы открывается святая святых, внутренняя Марии, в недрах Которой Духом Святым зачинается Богочеловек…» 4 4 Языкова И. К. Богословие иконы. М., 1995. С. 93. Руки Богородицы воздеты к небу, они распахнуты навстречу Тому, кто выше всей вселенной, и в тоже время благословляют каждого из нас.

[1]

Я думала, что никогда не любила Марка. Да, он мне нравился, даже очень, особенно в старших классах, но это скорее была увлечённость. Он сильно выделялся на фоне наших остальных одноклассников не столько внешностью, сколько манерой одеваться, нарочитыми жестами и речью невпопад, за что бесконечно получал подзатыльники, насмешки, плевки — то есть, всё то, чем так богата подростковая бескомпромиссность и нетерпимость.

Правда, в отличие от многих, Марк очень тонко чувствовал красоту. Возможно, потому что вырос в семье творческих людей. Его папа был художником, картины которого выставлялись даже в московских галереях, а мама занималась реставрацией икон. Марка же интересовала керамика.

Мне иногда казалось, что он родился с куском глины в руке, настолько тонкие и изящные вещи он мог делать из довольно грубой и неподатливой материи. Я к нему относилась с большой теплотой, мне импонировали все его странности, которые в любом мегаполисе пришлись бы кстати, но не в нашей закостенелой деревне, где проживало десять тысяч человек, и телефон каждого был в записной книжке.

После окончания школы, когда большинство в поисках приключений и масштабных проектов разъехались кто в Москву, кто в Питер, а кто, на худой конец, как я, во Владимир, он решил остаться в Суздале, полностью посвящая себя керамике. Мы вели длинные, пространные беседы, о предназначении, смысле жизни и любви. Я всё никак не могла понять, почему он не едет в Москву, в Суриковское или в Питер, на архитектурный, но он твердил про память рода, про «где родился, там и пригодился».

— Ну и зря ты, Марк! Закопаешь свой талант в свою любимую суздальскую землю!

— А ты, Юль, так ничего про себя не поняла. Думаешь, от себя убежишь?

— Ты хоть раз пытался?

— А зачем? У меня здесь есть всё. А чего нет, я сам сделаю.

Я уехала во Владимир, отучилась зачем-то на экономическом, потом в поисках работы мечты поехала в Москву, но по дороге к карьере выдающегося логиста нашла себе мужа, которого не любила. В 22 у меня уже было двое детей и смысл жизни, который появился с их приходом. Иногда думала о том, как бы сложилась моя судьба, останься я в Суздале. Это был риторический вопрос, но чем больше проходило времени, тем чаще я его себе задавала. С наёмным трудом у меня не заладилось, дети уже выросли, а муж пропадал в командировках или ещё где. И чем старше я становилась, тем чаще думала о том, чтобы вернуться в Суздаль. И Марк… Он не давал мне покоя. Казалось, что перед моим отъездом я должна была сделать что-то очень важное для него, для себя, для нас, но я не сделала. Убежала, как и говорил Марк.

[2]

За восемнадцать лет, что я не была в Суздале, он мало изменился. Все улицы на месте, зданий новых не появилось, разве что только «Пятерочка» и офис продаж «Билайна» в Гостином дворе, да и рестораны на каждом углу. Было видно, что новая администрация старалась сделать из этого маленького уездного города центр притяжения туристов.

Я не хотела специально искать встречи с Марком, малодушно надеялась наткнуться на него в районе Кремля, где мы с ним любили гулять. Родители и родственники давно разъехались, знакомых почти не осталось, поэтому, чтобы никого не смущать и самой не смущаться, разместилась в «Пушкарке». Вышла гулять, сделала большой крюк от Пушкарской и долго, бесцельно бродила вдоль знакомых улиц: Виноградова, Ленина, дошла наконец до Кабацкой Горы.

— И что вам всем в своей Москве не сидится, — проскрипел голос за моей спиной.

Это был суздальский сумасшедший дядя Вася. Можно сказать, местная легенда. Я его сразу узнала. За исключением более глубоких морщин, за восемнадцать лет он почти не изменился, даже одежда та же. Светлый плащ поверх старого синего спортивного костюма с олимпийкой, из кармана торчит маленькая тряпичная кукла-оберег. Сейчас он выглядит скорее жалким, чем устрашающим, а как же мы его боялись в школе. Мама говорила, что под плащом он абсолютно голый, что если он нас поймает, то «сделает с нами страшное», поэтому мы обходили его за километр.

— Ой, ничего себе, вы ещё живы, — неожиданно вырвалось у меня.

— А я смотрю, вас вежливости в мегаполисе обучили. Да, живее всех живых, чего и вам желаю, — прохрипел старик, но без злобы. — Ваших тут никого не осталось, кто-то заезжает иногда, но не густо.

— С чего вы взяли, что мне это интересно?

— Да вы все сюда возвращаетесь за старыми воспоминаниями, сколько я уже вас таких видел.

Я собралась всё отрицать, но старик посмотрел на меня настолько пронзительным взглядом, что я решила идти ва-банк.