Матс Tpаат - Сад Поммера

Поммер достает из кармана очки и надевает их: его вдруг начинает интересовать высокий белый потолок больницы в коридоре. Странно, как удалось вывести эти округлые своды? Вот бы кто-нибудь объяснил, как. Для новой школы такие своды, пожалуй, не нужны, в ней вообще не будет коридора, но кто знает, может, для чего-то еще пригодится знать это, жить еще немало.

Из палаты выходит доктор, такой же спокойный и улыбающийся, как раньше. Одну руку он кладет на плечо Поммера, другую — на плечо Кристины и провожает их к лестнице, ободряя улыбкой.

— Ничего страшного нет, — говорит он. — Опасность миновала, самое тяжелое ваша дочь уже перенесла. — Заметив недоверчиво-вопросительный взгляд Кристины, он спешит объяснить: — То, что она расплакалась, увидев вас, ничего не значит, это мелочь. Может быть, и лучше, что так случилось. Она все время лежала с каким-то каменным, ушедшим в себя взглядом. Возможно, слезы принесли ей облегчение, а это очень нужно для поправки. Теперь самое важное — воля, силы, упорство…

Последние слова врача находят отклик в душе Поммера. Вот, вот, разве это не то же самое, о чем он говорил всегда детям, и своим и ученикам? А если и не говорил, то во всяком случае думал так. Воля всегда на первом месте, затем следует все прочее, совершенно верно.

— Господин доктор… А не вздумает ли она вдруг… опять?… — в оцепенении спрашивает Кристина; она не договаривает, потому что слово это для нее и сейчас еще ужасно, она не может его произнести.

— Нет, этого больше не произойдет, — успокаивает ее доктор. — Не произойдет.

Дойдя до лестницы, доктор останавливается и говорит на прощанье:

— Анна должна побыть у нас еще с неделю. Окрепнет, естественно, так что мы сможем ее отпустить. К счастью, пуля задела только легкое, другие места серьезно не повредила… После больницы было бы самым лучшим, если бы Анна смогла отдохнуть какое-то время где-нибудь в глуши, подальше от города…

Поммер кивает, Кристина произносит благодарно:

— Да, да, господин доктор!

— Не беда, — улыбается доктор. — Молодая девушка, молодая кровь. В жизни многое бывает.

Они медленно и осторожно спускаются с горы, стараясь не поскользнуться. Встречный ветер дует в лицо, нос учителя пунцовеет, на душе у него становится легче. На какое-то время он отстраняет от себя мысли о дочери и думает о своих школьных делах. Ему позарез нужна большая доска для класса. Долго еще должен он писать буквы и цифры на маленькой грифельной дощечке, чтобы показывать их детям, как заповеди Моисеевы.

Он посылает Кристину к Марии, а сам идет в город — посмотреть школьные пособия.

Когда он спустя какое-то время возвращается в квартиру к дочери, покупки уже сделаны, квитанция выписана и лежит в кармане. Семья Марии сидит за обеденным столом. Немецкая поваренная книга пошла впрок. На столе дымится прекрасный обед: в миске овощной бульон с рисом, на второе — тушеные телячьи почки. Телеграфист уже отобедал и отправился на работу, у него сегодня такая спешка, что ему не до вежливости, и на слова Марии, что он мог бы поговорить с тестем и тещей, он только махнул рукой. Честно сказать, его отсутствие за столом не так уж чтобы и заметно.

И снова сидят несколько Поммеров за обеденным столом.

Но одна из них в больнице.

О ней и заходит разговор, как только семья приступает к тушеным телячьим почкам. При всем желании Поммер не смог бы ворчать на блюда, приготовленные дочерью, но сегодня у него нет аппетита; он поглядывает в окно на лошадь, будто боится воров. Мерин сбросил попону и мордой раскидал сено перед сараем.

Поммер велит Марии согреть воды, чтобы напоить после обеда лошадь.

Н-да, Анна и ее печальная история.

Карл все знает и рассказывает.

Однажды Анна прибежала к брату в семинарию с заплаканным лицом и сказала, что бросится с Каменного моста в реку, там еще осталась полынья. Выглядела она необычно, это сразу же заметил Карл, и он посоветовал ей — сбежать с Видриком (Здесь Поммер переводит взгляд от лошади на дворе к сыну и грозно произносит: «Та-ак»). На что Анна только покачала головой и сказала: «О каком Видрике ты говоришь, с ним у меня давно все кончено». Карл ей на это: «Почему же ты плачешь, ведь тогда все в порядке!» Сестра разревелась и того пуще и сказала сквозь слезы: как же так в порядке, если она перепутала адреса писем. То письмо, в котором она отказала Видрику, Анна послала Альфреду, своему новому кавалеру, а то, которое надо было послать Альфреду, получил Видрик.

На это Карл замечает, что Видрик же получил хорошее письмо, с признанием в любви, он должен только радоваться. Анна всхлипывает. Видрик уже не примет ее обратно, раз он получил письмо с чужим именем. Нет, теперь все пропало — и счастье, и любовь! Карл ничего не понял — вся история кажется ему будто взятая из какой-то книги.

А дальше?

Эмми без аппетита ест почки и болтает под столом ногой. «Что с тобой, зачем укачиваешь бесенка?!» — строго говорит ей Поммер. Девочка перестает качать ногой и краснеет.

А дальше было так: вечером к ним прибежал дворник и сказал, что барышня Поммер застрелилась у себя в мансарде… Он как раз вышел во двор, чтобы принести из сарая дров; когда раздался выстрел, аж зазвенели стекла в окне. Прибежал — барышня на полу, рядом с ней дымится… ружье. Ах, все-таки пистолет, сказали все и пошли смотреть.

Поммер хмыкает и думает, что сердечные дела дочери чересчур запутались. Розгу, хорошую березовую розгу ей! Но обстоятельней он задумывается о дочери на обратном пути, когда лошадь ступает спокойно, под полозьями скрипит снег и Кристина, закутанная в свои толстые одежды, сидит рядышком, круглая, как вязанка хворосту.

Он набирает теплой воды в ведро и идет поить лошадь. Животина фыркает и расплескивает воду, учитель сердится и кричит на лошадь, выливает воду, собирает оставшееся сено и относит в сани.

Они уезжают после обеда, уже в сумерках.

Мария, провожая их, суетится, что-то объясняет, жалуется. Они садятся в сани, набрасывают на себя попону, дети прощаются, и Карл открывает ворота. Сассь выглядывает из окна кухни.

— Что ты вышел так легко одевшись? — корит Кристина Карла, который стоит без шапки, в одном пиджаке.

Поммер направляет лошадь к торговому двору — взять свои чернила, мел, тетради; он укладывает пакеты в сани и едет за школьной доской, которую помогает вынести ему живой остроусый человек. Доска большая, пока-то ее уместишь на санях. Наконец Поммер находит выход, привязывает доску сзади, к спинке, так что ездоки теперь сидят будто за большим черным щитом.

Поммер тяжело опускается в сани. Начинается путь домой.

— Поспеем часам к десяти-одиннадцати, — говорит Кристина из глубины своей шубы. — К Лидии не поспели.