Элизабет Страут - И снова Оливия

— Я договорился об уходе на дому, — сообщил он матери. — Первые две недели круглосуточно за тобой будут присматривать.

— Мне это не нужно, — фыркнула Оливия. — Еще чего не хватало.

Но, по правде говоря, мысль о том, чтобы жить одной в доме, страшила ее.

Днем ее проведал медбрат Джефф по дороге в реанимацию, где он дежурил.

— Привет, привет, — обрадовалась ему Оливия. — Я вовсю гуляю по коридорам и готова вернуться домой.

— Вы удивительная, — сказал Джефф. И в какой-то момент, шагая с Оливией по коридору, — она была с тростью — он взял ее под руку.

— Ты тоже, — ответила Оливия.

Доктор Раболински снова спросил, был ли у нее стул; она раздумывала, не соврать ли, но решила не врать:

— Не-а.

— Не переживайте. Будет, — заверил доктор.

И в тот же день — о силы небесные! — Оливия испустила газы, затем еще и еще, а потом из ее пятой точки потекло. Она сперва не поняла, что происходит, пока не выбралась из постели и не уткнулась взглядом в измазанные простыни. Нажала на кнопку вызова медсестры. Та не пришла. Оливия опять нажала на кнопку. Медсестра наконец появилась.

— Опа!

Оливия почувствовала себя еще хуже.

— Да уж, — сказала она. — Ужас что такое.

— Не волнуйтесь. Дело житейское.

— Разве? — не поверила Оливия. И медсестра пояснила: да, такое случается, и причиной тому антибиотики, которыми Оливию лечили от пневмонии, и хорошо бы ей сейчас отправиться в душ, пока ей меняют постельное белье. И когда Оливия вышла из душа, кровать была застелена чистым бельем, а поверх простыней лежал здоровенный подгузник.

На следующее утро пришел доктор Раболински. Оливии не терпелось узнать, слышал ли он, как она оскандалилась, но он ни словом не упомянул об этом, и Оливия не выдержала:

— Был у меня вчера стул, вел себя чудовищно. — Она заставила себя взглянуть на доктора.

— Это из-за антибиотиков, — невозмутимо ответил он.

Оливия слегка расслабилась и спросила, когда она сможет уехать домой.

— Со дня на день, — был ответ.

После чего доктор молча сидел на краю кровати, Оливия смотрела в окно. И вдруг ощутила нечто, похожее на блаженство, время остановилось на несколько прекрасных мгновений, только ее врач и жизнь, и больше не было ничего под утренними лучами солнца, падавшими на ее постель. Она коснулась его руки и тихо сказала:

— Спасибо. — И отняла ладонь.

— Всегда к вашим услугам, — так же тихо ответил он.

Дома Оливия чувствовала себя неуютно, мягко выражаясь. Она не понимала, как могла жить в этом доме — доме Джека — столько лет, все здесь казалось ей чужим, и она опасалась, что это ощущение останется с ней навсегда. Ей было холодно, и она увеличила режим обогрева, чего раньше никогда не делала. Гостиная казалась такой огромной, что Оливия с трудом одолевала расстояние из конца в конец, и спала она на первом этаже, в гостевой спальне. На следующий день возникла Бетти — первая из специалисток по уходу на дому, — это была крупная женщина. Не жирная, просто большая. Бордовые хлопковые брюки едва не трещали на ней, а блузка застегивалась с трудом; лет ей было около пятидесяти. Бетти немедленно плюхнулась в кресло.

— На что жалуемся? — спросила она, и Оливию не смутил ни ее тон, ни сама постановка вопроса.

— У меня был инфаркт, и вас, судя по всему, назначили со мной нянчиться.

— Ну, я бы так не сказала, — парировала Бетти. — Я не нянька, а младшая медсестра.

— Замечательно, — сказала Оливия, — называйте себя как хотите. Вам все равно придется со мной нянчиться.

Выйдя на кухню немного позже, Оливия увидела из окна пикап, на котором приехала Бетти, на заднем бампере красовался этот мерзкий стикер с рыжим типом, президентом Америки. Оливия похолодела. Глубоко вдохнув и выдохнув, она вернулась к Бетти и громко, отчетливо произнесла:

— Значит, так, о политике мы не разговариваем. Ясно?

Бетти пожала плечами:

— Ладно, как скажете.

При воспоминании о том стикере на бампере Оливию каждый раз передергивало. Но спустя несколько дней она привыкла к Бетти. Выяснилось, что эта женщина много лет назад училась у Оливии; сама Оливия ее не вспомнила бы, зато Бетти помнила:

— Вы часто отправляли меня к директору.

— За что? — спросила Оливия. — Что вы могли натворить?

— Я болтала на уроках. Не закрывая рта.

— И за это я отправляла вас к директору?

Бетти кивнула:

— Я это делала нарочно. Я была влюблена в него по уши.

Оливия смотрела на нее из другого конца комнаты.

— Ой, как же я в него втрескалась, — продолжала Бетти. — Мистер Скайлер. Обалдеть.

— Джерри Скайлер, — сказала Оливия. — Хороший был человек, мне он тоже нравился. Он всем и всегда говорил: «Вы отлично справляетесь». Поднимал настроение.

— Точно! — расхохоталась Бетти. — Он всегда так говорил. В общем, он мне реально нравился. Я тогда была худышкой, — она провела ладонью по груди, — и как бы умненькая. И по-моему, он понимал, что я не дурочка. Хотя кто знает. Но, блин, я была без ума от этого парня. — Бетти качнула головой и направила указательный палец на Оливию: — Вы отлично справляетесь.

В четыре часа появлялась другая женщина, звали ее Джейн. Она была приятной, услужливой, но Оливия находила ее скучной. Джейн готовила ужин, затем Оливия говорила ей, что хотела бы побыть одна, и Джейн поднималась наверх. А просыпаясь по утрам, Оливия обнаруживала в доме еще одну женщину, но та уходила, как только приезжала Бетти.

Через несколько дней, в четыре часа, когда должна была явиться Джейн, Бетти открыла входную дверь, поздоровалась, но голос ее звучал как-то иначе, в нем поубавилось вежливости. Оливия встала и вышла в прихожую. На пороге стояла молодая темнокожая женщина в ярком персиковом шарфе на голове и длинном платье вроде балахона, тоже персиковом, но более темного оттенка.

— Привет, привет, — сказала Оливия. — Смотрите-ка, вы похожи на бабочку! Входите же.

Девушка улыбнулась, показав ряд ослепительно белых зубов.

— Здравствуйте, миссис Киттеридж. Меня зовут Халима.

— Рада познакомиться, — ответила Оливия и повела девушку в гостиную.

Халима огляделась:

— Большой дом.

— Слишком большой, — подхватила Оливия. — Располагайтесь.

Бетти удалилась, не проронив ни звука, чем возмутила Оливию. А Халима сразу принялась за дело: нашла чем заняться на кухне, спросила Оливию, что ей приготовить, и перестелила постель в гостевой спальне, хотя на часах было всего пять. Оливия все это время сидела в гостиной.

— Посидите со мной, — позвала ее Оливия, и девушка вошла в гостиную, села, и Оливия снова подумала, до чего же она красивая. — Я буду звать вас Бабочкой.

Девушка улыбнулась, сверкнув белыми зубами:

— Окей, но моя имя — Халима.