Элизабет Страут - И снова Оливия

Всякий раз, входя в «Кленовые апартаменты», Оливия не могла — естественно — разделить энтузиазм своей подруги Эдит. Люди там выглядели такими старыми. Матерь божья, там были мужчины, которые еле ноги волочили, и женщины, согнувшиеся пополам. А также люди в ходунках, снабженных маленькими сиденьями. Вот что, значит, ждет Оливию в будущем. Но на самом деле она не верила в такое будущее.

Однажды днем Оливия, отдыхавшая в кресле Джека, услышала, как подъехала машина, и сказала вслух:

— Кого там черт принес?

Взяла трость — вдруг понадеявшись, что это Халима Бабочка опять приехала, — подошла к двери, глянула в оконце: из пикапа вылезала Бетти. Оливия открыла дверь, и Бетти воскликнула:

— Привет, Оливия! — Веселье в ее голосе показалось Оливии фальшивым.

— Входи, — пригласила Оливия.

Бетти сразу уселась в кресло, в котором она обычно сиживала, бросив сумку на пол рядом с ним.

— Как вы? — спросила Бетти.

И Оливия рассказала, как она. Начала с того, что в конце лета она переезжает в «Кленовые апартаменты», затем рассказала, как она упала и чуть не умерла (так она преподнесла это Бетти), а потом поведала об окурке, валявшемся под стулом на веранде.

— Ой, — сконфузилась Бетти. — Это, наверное, мой. Прошу прощения.

Оливия с минуту вникала в услышанное.

— То есть? — спросила она.

— Я как-то заехала к вам, — объяснила Бетти, — но вас не было дома, и я села на крыльце и выкурила сигарету.

— Ты куришь? — изумилась Оливия. — Или ты так шутишь?

Бетти смотрела себе на ноги, на ней были кроссовки без шнурков.

— Только когда я реально расстроена. А в тот день я расстроилась. — Она подняла глаза на Оливию: — Джерри Скайлер умер.

Оливия молчала, глядя на нее. И оторопела, когда на глаза у Бетти навернулись слезы.

— Ага, — Бетти смахнула слезы ладонью, — я погуглила его и узнала, что он умер. Ему было всего шестьдесят восемь. Инфаркт, хотя эту часть я могла бы, наверное, опустить в разговоре с вами. Он умер, сгребая листья у себя во дворе в Бангоре.

Оливия собиралась наорать на эту женщину, бросившую окурок на ее веранде, перепугавшую ее до смерти — до того, что она согласилась на переезд! — но промолчала. Она смотрела, как по лицу Бетти текут слезы, попадая в рот; точно так же текли слезы по лицу Оливии, размывая помаду, которой она намазалась ради врача, влюбившись в него до умопомрачения. И Оливия задумалась об этой способности людей любить тех, кого они почти не знают, и сколь пылкой может быть такая любовь, и сколь преданной, пусть даже — как в ее случае — преходящей. Она думала о Бетти, о дурацком стикере на бампере ее машины и о напуганном всякими глупостями мальчике, о котором рассказала ей Халима Бабочка, и все же прямо сейчас заводить об этом разговор с Бетти, неподдельно страдающей, — как и Оливия недавно страдала — было бы жестокостью, и Оливия держала рот на замке.

Она тяжело поднялась, сходила за упаковкой «Клинекса», бросила ее Бетти на колени и снова уселась в кресло. Бетти высморкалась, утерла глаза.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Выждав немного, Оливия спросила:

— А как ты живешь, Бетти?

Бетти уставилась на нее:

— Как я живу? — Слезы опять брызнули у нее из глаз. — Ой, знаете, это самое, — она помахала платочком, — фигово. — И попыталась улыбнуться.

— Ну, расскажи мне о своей жизни, — сказала Оливия. — Я с удовольствием послушаю.

Бетти все еще плакала, но и улыбалась сквозь слезы.

— Жизнь у меня, Оливия, как у всех.

Оливия не сразу нашлась что сказать.

— Но это твоя жизнь, а не чья-то там. Расскажи, мне очень интересно.

И Бетти поведала о двух браках, последовательно распавшихся; о троих детях, на которых отчаянно не хватает денег; о сыне, переболевшем стрептококковой ангиной в двенадцать лет, что повлияло на его психику, и с тех пор он считает себя сумасшедшим; о том, как поначалу она зарабатывала доставкой газет в четыре часа утра и как, собравшись с духом, поступила учиться на младшую медсестру. Оливия слушала, погружаясь в жизнь этой женщины, и думала, что ее собственная жизнь была значительно легче по сравнению с тем, через что пришлось пройти ее бывшей ученице.

Когда Бетти закончила, Оливия по-прежнему молчала.

Хранить в сердце любовь к Джерри Скайлеру — что это значит для Бетти? Эту любовь нужно воспринимать серьезно, понимала Оливия. Всякая любовь требует серьезного к себе отношения, включая мимолетную любовь Оливии к доктору. Но Бетти пронесла свою любовь сквозь годы — настолько она была ей необходима.

Наконец, наклонившись вперед, Оливия сказала:

— Вот что я думаю, юная леди. Я думаю, ты отлично справляешься. — И снова откинулась на спинку кресла.

Что за странная штука, любовь.

Оливия полюбила Бетти, даже несмотря на стикер, что красовался на бампере ее пикапа.

Утром в начале декабря Оливия Киттеридж забралась в мини-фургон, в котором обитателей «Кленовых апартаментов» возили в городской супермаркет; ночью выпал снег, и вокруг было белым-бело. Крепко ухватившись за поручни, Оливия поднялась по ступенькам, поздоровалась с водителем — угрюмым малым с татуировкой на шее — и села в третьем ряду у окна. В фургон она вошла первой и впервые. Обычно она ездила на своей машине, но сегодня решила отправиться в супермаркет в фургоне, потому что ее подруга Эдит, уже несколько лет проживавшая в «Кленовых апартаментах», сказала, что Оливии надо быть подружелюбнее с другими здешними насельниками.

— Ай-ай-ай, — ответила Оливия. — По-моему, это им надо быть подружелюбнее со мной.

Из окна она наблюдала, как другие старики — матерь божья, некоторые были совершенно дряхлыми — поднимаются в фургон, последней вошла женщина, которая выглядела помоложе остальных; она села рядом с Оливией.

— Привет! — сказала она, пристраивая на сиденье и под ним многоразовые пакеты различной вместимости и большую красную дамскую сумку. Женщина была приятной наружности: голубоглазая, седовласая, хотя волосы, на взгляд Оливии, могли быть покороче.

— Привет-привет, — ответила Оливия.

Фургон тронулся, подпрыгивая на лежачих полицейских, пока не выехал на главную дорогу.

Соседка представилась Барбарой Пазник и спросила, давно ли Оливия живет в «Кленовых апартаментах».

— Три месяца, — ответила Оливия.

Барбара слегка развернулась на сиденье, чтобы заглянуть Оливии в лицо, и сообщила, что она приехала сюда месяц назад и считает, что лучше места не найти, с чем Оливия вряд ли сможет не согласиться.

— Откуда вы приехали? — спросила Оливия.

Выяснилось, что из Нью-Йорка, но, добавила Барбара, в детстве она часто ездила в лагерь в штате Мэн, потом они с мужем чуть ли не каждый год проводили отпуск в Мэне, а теперь они здесь поселились, и оба просто в восторге. В полном, полном восторге. Встают они рано и каждое утро гуляют по лесной тропе. Переведя дыхание, Барбара спросила: