Элизабет Страут - И снова Оливия

— Хм, — призадумалась Оливия. — Кажется, я могу это понять.

— Можете? — Изабель смотрела на нее, надевая очки. — Я не могу. Нет, разумеется, если я сделала это, я должна понимать зачем, но, ох, это воспоминание преследует меня, как можно так поступить со своим ребенком!

— А сейчас вы с ней ладите? — спросила Оливия.

Черты лица Изабель мгновенно разгладились.

— Да, она любит меня. Не пойму за что, я ведь была не очень хорошей матерью, и потом, я всегда была несколько замкнутой, с людьми общалась мало, и поэтому у Эми не было друзей, но теперь она живет в Де-Мойне, у нее сын тридцати пяти лет, он в Калифорнии занимается чем-то компьютерным. И да, Эми правда любит меня, и мало того, здесь я живу за ее счет.

Оливии захотелось взглянуть на фотографию Эми, и Изабель ткнула пальцем куда-то за спину Оливии, та обернулась и увидела целый ворох снимков. Девочка была много старше, чем представлялось Оливии, но она тут же припомнила, какой юной была Изабель, когда родила дочку. Эми — коротко стриженная седеющая женщина, но лицо у нее оставалось гладким и приятным.

— Та-ак… — Оливия не торопясь перебирала снимки. — Ну, я тоже была не очень хорошей матерью, — сказала она, оборачиваясь к Изабель. — Однако сын любит меня. Теперь. После моего инфаркта он, кажется, повзрослел. Кем работает Эми? — спросила Оливия.

— Она врач, — ответила Изабель. — Онколог.

— Ничего себе, — сказала Оливия. — Это надо же, работать с раковыми больными изо дня в день.

— Я тоже думаю, что это очень трудно, но она увлечена своей профессией. Знаете, ее первый сынишка умер в полтора года. Не от рака. Синдром внезапной детской смерти. Эми тогда училась на медсестру, а потом продолжила учебу. Вышла замуж за врача, за педиатра.

Оливия нашла это поразительным:

— Ну и дела. Ведь мой сын тоже врач, живет в Нью-Йорке.

— Нью-Йорк! — воскликнула Изабель и спросила, какая специальность у сына Оливии.

— Подиатр, — ответила Оливия. — Люди в Нью-Йорке много времени проводят на ногах. Пациенты к нему валом валят. — Она посмотрела на ряд статуэток, стоявших на полке у окна.

— Они принадлежали моей матери, — пояснила Изабель.

— А когда же вы вышли замуж? — снова переключилась Оливия на свою собеседницу.

— О, я вышла за прекрасного человека, он был фармацевтом…

— И я вышла за фармацевта! — почти прокричала Оливия. — Его аптека находилась прямо здесь, в Кросби, и он был чудесным, чудесным человеком. Генри был само чудо.

— Как и мой муж, — улыбнулась Изабель. — Мы поженились, когда Эми поступила в колледж. Он умер в прошлом году, и наш дом стал слишком велик для меня, и тогда Эми перевезла меня сюда.

— Ну и ну, — покачала головой Оливия. — Надо же. Мы обе были замужем за фармацевтами.

— Моего мужа звали Фрэнк, — сказала Изабель.

— И он был франко-канадцем, — подхватила Оливия. — Бульдожкой, как мы тогда их называли.

Да, подтвердила Изабель, и это было забавно, потому что, когда она работала на обувной фабрике, воображая себя выше других женщин в отделе, она и мысли не допускала, что когда-нибудь выйдет за франко-канадца. Однако вышла. И он был замечательный. Его первая жена умерла совсем молодой, они даже детьми не успели обзавестись, и что этот человек делал после смерти жены? Каждый день весной, летом и осенью, возвращаясь с работы, — их дом стоял на окраине Ширли-Фоллз, среди полей, — он брал газонокосилку и косил эти пустыри. Косил и косил. А потом он встретил Изабель.

— И прекратил косить? — спросила Оливия.

— Нет, — ответила Изабель, — но с тех пор он косил гораздо реже.

Оливия почувствовала, что впервые в этом доме она по-настоящему согрелась. Уперев трость в пол, она поднялась.

— У вас солнечно, — сказала она, — мне это нравится.

Затем случилось кое-что, обеспокоившее Оливию куда больше, чем нехватка солнца в квартире. У нее потек кишечник. Сперва это происходило только по ночам, и каждое утро она просыпалась в страхе; затем однажды, по пути из столовой, она подумала: «Надо бы поторопиться», но вовремя до туалета дойти не успела. В понимании Оливии, это было нечто абсолютно чудовищное.

На следующий день она встала в шесть утра и села в машину — по дороге ей встретились Барбара Пазник с мужем, совершавшие прогулку, Барбара помахала ей с энтузиазмом, — а направлялась Оливия прямиком в «Уолмарт», находившийся на приличном расстоянии от города. Шагая настолько быстро, насколько позволяла трость, она дошла до магазина, купила упаковку этих омерзительных подгузников для стариков, вернулась и поставила их на верхнюю полку в стенном шкафу в ванной. Когда же ей вскрыть эту упаковку, прикидывала Оливия, ведь невозможно предугадать, когда случится очередной «эпизод».

Несколько дней спустя, после ужина, когда они с Изабель шли по коридору, Оливия почувствовала позыв.

— Не хочешь зайти ко мне? — спросила Изабель.

— Да, и немедленно. — И, войдя в квартиру Изабель, она с порога рванула в ванную. — Фью! — присвистнула Оливия, когда, приводя себя в порядок чуть позже, она подняла глаза и увидела… упаковку «Надежных».

Оливия вышла из ванной, села и сказала:

— Изабель Гудроу-Дэно. Ты носишь эти дурацкие подгузники для стариков. (Изабель порозовела.) И я тоже! — добавила Оливия. — Или, точнее, мне пора напяливать их, хотя бы время от времени.

Опухшим запястьем Изабель сдвинула очки на лоб.

— Мой мочевой пузырь перестал себя контролировать, вот я и начала их носить. Не всегда, только ночью.

— А у меня из пятой точки течет, — сказала Оливия, — и, по-моему, это куда хуже.

Изабель приоткрыла рот от огорчения.

— Боже правый, Оливия. Это и вправду хуже.

— Кто бы спорил. И сдается, это происходит со мной после еды. Господь свидетель, Изабель, отныне я намерена проверять, надела ли я мой дурацкий какашковый подгузник. Даже моя внучка выросла из них — много лет назад!

Изабель смеялась до слез. Отсмеявшись, она поведала Оливии, как она вечно смущается, покупая эти подгузники, когда ее вместе с другими стариками привозят в магазин на мини-фургоне (машины у нее не было); каждый раз она старается улизнуть и совершить эту покупку так, чтобы никто не видел.

— Черт, да я куплю тебе все что хочешь. Поеду в «Уолмарт» в шесть утра, к открытию.

— Оливия, — выдохнула Изабель, — как я рада, что познакомилась с тобой, ужасно рада.

Вернувшись к себе в квартиру, Оливия не стала писать мемуары; она просто сидела в кресле, глядя на птиц в кормушке за окном, и думала, что она уже не несчастна.

Так прошел год. На Рождество Оливия познакомилась с Эми Гудроу и ее мужем, азиатом, о чем Оливия была уже осведомлена благодаря фотографиям, и при встрече Эми удивила ее: выражение лица у девочки было одновременно доброжелательным и отсутствующим. Такое сочетание поставило Оливию в тупик, но после отъезда Эми с мужем — они прилетали на три дня — она сказала Изабель, что у нее очень милая дочка.