Элизабет Страут - И снова Оливия

— Ладно. — Оливия вручила этот кошмар Эшли и покосилась на кучу подарков на столе — ни малейших изменений, та же громадина.

По кругу пустили светло-зеленое детское одеяльце. На ощупь оно Оливии понравилось, и, положив одеяльце на колени, она разглаживала его ладонями.

— Миссис Киттеридж, не увлекайтесь, — раздался чей-то голос, и Оливия торопливо отдала одеяльце Эшли.

— У-у-у, какое хорошенькое, — сказала Эшли, и в этот момент Оливия увидела капли пота на ее висках.

А затем девушка прошептала: «О боже». Оливия была уверена, что ей не послышалось. Когда одеяльце добралось до противоположного конца комнаты, Эшли встала:

— Прошу прощения, перерыв на туалет.

— Ты ведь знаешь, где он? — забеспокоилась Марлин.

Эшли ответила, что знает.

Упаковка детских полотенец одолела полкруга, а стул Эшли все еще пустовал. Передав полотенца через стул другой гостье, Оливия тоже поднялась:

— Сейчас вернусь.

Эшли она обнаружила на кухне. Нагнувшись над раковиной, девушка повторяла непрерывно:

— О боже, о боже.

— Ты в порядке? — громко спросила Оливия. Эшли помотала головой. — Ты рожаешь, — сказала Оливия.

Эшли повернулась к ней лицом, мокрым от пота и слез:

— Похоже на то. Утром мне показалось, что у меня схватки, но потом все прекратилось, а теперь… О боже. — И, ухватившись руками за края раковины, она нагнулась еще ниже.

— Давай отвезем тебя в больницу, — сказала Оливия.

Эшли медленно распрямилась.

— Не хочу портить подруге праздник, для нее это так важно. Знаете, — зашептала она, — еще неизвестно, женится ли Рик на ней.

— Да какая нам сейчас разница! — взорвалась Оливия. — Ты вот-вот родишь. Черт с ним, с праздником. Они даже не заметят, что тебя нет.

— Нет, заметят. И все внимание переместится на меня. А так не должно быть… — Эшли сморщилась и опять вцепилась в края раковины. — О боже, боже.

— Схожу за своей сумкой, а потом везу тебя в больницу, немедленно. — Оливия нарочно заговорила как учительница в школе.

В гостиной она сняла со спинки стула свою большую черную сумку. Гостьи над чем-то смеялись, и от их громкого смеха у Оливии закладывало уши.

— Оливия? — донесся до нее голос Марлин.

Она помахала рукой над головой и вернулась на кухню. Эшли тяжело дышала.

— Помогите мне, — всхлипнула она.

— Ну-ну, не раскисай. — Оливия подталкивала девушку к двери. — Моя машина стоит прямо перед домом. Сядем и поедем.

На кухне появилась Марлин:

— Что происходит?

— Она рожает, — объяснила Оливия. — Я везу ее в больницу.

Расстроенная, заплаканная Эшли обернулась к Марлин:

— Я не хотела портить вам праздник.

— Так, — сказала Оливия, — у нас мало времени. Идем к машине.

— Оливия, давай я вызову «скорую». А вдруг ребенок родится в дороге? Погоди, я сейчас позвоню.

Марлин сняла трубку с телефона на стене, и казалось, минула целая вечность, а в трубке по-прежнему раздавались длинные гудки.

— Ладно, я ее забираю, — сказала Оливия. — А ты, когда дозвонишься, опиши им мою машину, и пусть следуют за мной, если им будет угодно.

— Но какая у тебя машина? — запаниковала Марлин.

— Посмотри на нее — и узнаешь, — отрезала Оливия. Эшли уже вышла из дома и теперь забиралась на заднее сиденье автомобиля Оливии. — Вели водителю «скорой», если тот, конечно, появится, прижать меня к обочине.

Распахнув заднюю дверцу, Оливия взглянула на Эшли и поняла: началось. Девчонка сейчас родит.

— Снимай трусы, — приказала Оливия.

Эшли честно попыталась, но ее корчило от боли; тогда Оливия дрожащими руками порылась в своей сумке и вынула портновские ножницы, которые всегда носила с собой.

— Ляг на спину.

Согнувшись пополам, она сунула голову в машину, но, побоявшись проткнуть девушке живот огромными ножницами, ринулась к противоположной дверце, и с этой стороны ей удалось довольно ловко разрезать трусы. Вернувшись к первой дверце, она стянула их с Эшли.

— Лежи, не двигайся, — грозно предостерегла Оливия. Ну да, школьные учительницы бывшими не бывают.

Девушка раздвинула колени, и Оливия остолбенела. Ее потрясла… pudendum, вспомнила она латинский термин. Никогда прежде она не видела молодой… pudendum. Ничего себе, сколько волос! И она была раскрыта — широко! Кровь пополам с какой-то склизкой дрянью вытекала из нее, с ума сойти! Эшли хрипло, прерывисто дышала.

— Ладно, ладно, сохраняем спокойствие. — Оливия понятия не имела, что ей теперь делать. — Спокойно! — заорала она. И раздвинула колени Эшли пошире.

Спустя несколько минут — хотя кто их считал, эти минуты, — Эшли издала оглушительный гортанный звук, не то стон, не то вой. И из нее что-то вывалилось.

Оливия подумала, что девушка вовсе не ребенка родила, но какой-то комок, похожий на глину. А затем она разглядела лицо, глазки, ручки…

— Боже правый, — выпучила глаза Оливия. — Ты стала мамой.

Она даже не почувствовала, как мужская рука легла ей на плечо.

— Хорошо, а теперь дайте-ка посмотреть, что у нас тут.

Он был из «скорой», Оливия не слышала, как они подъехали. Но когда обернулась и увидела лицо этого человека, такое сосредоточенное, невозмутимое, она была готова расцеловать его.

Марлин стояла на лужайке перед домом, слезы ручьем текли по щекам.

— Оливия, — всхлипнула Марлин, — ну ты даешь!

Оливия поднялась и отправилась бродить по дому. Но разве это дом? Скорее уж нора, в которой обитает мышь, — таким она ощущала свое жилье с некоторых пор. Посидела недолго на маленькой кухне, опять встала, миновала комнату, откуда видно все, как они с Генри именовали свою спальню, с кушеткой под окном, кое-как застеленной сиреневым одеялом, — здесь спала Оливия со дня смерти мужа, — и вернулась в гостиную, где на обоях по обе стороны от камина виднелись потеки — следы, оставленные прошлогодними снегопадами. Она опустилась в глубокое кресло у окна и принялась качать ногой. Вечера становились бесконечными, а ведь некогда Оливия любила долгие вечера. Над заливом сверкало солнце, опускаясь все ниже. Дорожка солнечного света тянулась по дощатому полу до ковра.

Досада и растерянность только усиливались, и Оливия начинала злиться. Она подбрасывала ногу все выше и выше, а когда стемнело, произнесла вслух:

— С этим надо разобраться раз и навсегда.

И набрала номер Джека Кеннисона. Месяцем ранее она лежала рядом с этим мужчиной, либо ей это приснилось. Значит, так, если к телефону подойдет Берта Бэбкок — или любая другая женщина, — Оливия просто положит трубку.

Джек ответил на втором гудке.

— Алло? — будто нехотя отозвался он. — Мне звонит Оливия Киттеридж?

— Откуда ты знаешь? — ужаснулась Оливия, вдруг вообразив, что он может видеть ее, сидящую в своей гостиной.