Максим Смирнов - Карта памяти

— Сегодня я заскочу к тебе — постараюсь смыться от своей тетки, — добавила она и так же беззвучно вышла из раздевалки.

Я продолжал стоять и пробовать свои губы на вкус. Ведь чего греха таить, это первый поцелуй в моей жизни. И ведь я даже не представлял, что он будет таким приятным.

У Алисы были красивые зеленые глаза. Очень красивые глаза. Как два изумруда, и когда она смотрела на тебя, то внутри все переворачивалось и загоралось каким-то огнем. Наверное, это уметь надо — так смотреть. Но у нее это получалось от души. У меня ведь было не так уж и много друзей, как и у нее, собственно. Да вот только я так и не понял — почему из мальчишек со всей школы она выбрала именно меня.

Возможно, испортить правильного мальчика, это тоже искусство.

Помню на мой день рождения, Алиса приперла мне коллекцию комиксов про «Мстителей». Днем ранее, она взломала, старенький пикап на окраине города, стащила магнитолу, продала ее и сделала мне подарок. Кажется, это самая романтичная вещь, которую для меня делала девчонка. Она так мило протянула мне завернутую упаковку, комиксов, еще пахнущую свежей типографской краской, что я расчувствовался и обнял ее.

— Ну-ну, не надо этих сантиментов, — сказала она шутливо и оттолкнула меня, — с тебя тогда праздничный пирог. Я так и чувствую, как у тебя весь дом пропах сдобой.

Родители настрого запретили мне общаться с ней, а посему наш маленький праздник проходил в строжайшей секретности. Я сказал отцу с матерью, что завалюсь с книгой, а они в это время отправились в торговый центр за покупками. Мы ели с Алисой пирог и слушали хард-рок. Она кстати с мастерством скалолаза пробиралась ко мне на второй этаж через окно. Вот я бы так не рискнул.

Алиса достала небольшой сверток и сказала, что в честь моего шестнадцатилетия мы будем курить марихуану. Прочитав возможно удивление на моем лице, она меня успокоила:

— В нашем мире более безобидное растение еще отыскать надо. Преступления, связанные с алкоголем, встречаются в тысячи раз чаще, чем с травкой. Люди под марихуаной не хотят совершать преступления, они хотят быть просто счастливыми.

Я еще какое-то время ломался, и посматривал, как Алиса мастерит косячок, сидя на полу моей комнаты. В завершение, она склеила тонкую сигаретку своим острым языком, зажала между губами и подкурила.

— Ты провоняешь мне всю комнату, а ну быстро туши, — затребовал я.

— Какой же ты зануда, — сказала она, выпуская в меня сизый дымок. Алиса открыла окно, и вылезла обратно. — Полезли на крышу!

А мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Мы сидели на нагретой поздним весенним солнцем черепице и накуривались травкой. Под нами была улица, под нами были любопытные соседи, поливающие газон и выгуливающие собак. Но все это не имело значения. У меня кружилась голова, и меня все радовало в этом мире: мой день рождения, Алиса, сидящая рядом, облокотившаяся о мою спину, свежий воздух и такое яркое весеннее солнце. Все было создано для того, чтобы радоваться. После мы начали смеяться от какой-то случайно сказанной чепухи и петь песни.

— Эй, чудик, тебе для первого раза хватит, — сказала она и вытащила из моих пальцев недокуренный косяк. Она сделала еще несколько затяжек, затушила о черепицу, и просунула в щель между стеной и крышей, — тут его точно не найдут, а если что — надуло ветром.

Алиса была такой фантазеркой и мечтательницей, что все ее рассказы превращались в увлекательное повествование, которому место в приключенческом романе. Кажется, что в свои шестнадцать лет, она повидала больше, чем три таких мальчишки, как я. Ее родители погибли в автокатастрофе. Когда она рассказывала эту страшную историю, у меня перед глазами возникали автомобили, несущиеся навстречу ее родителям. Я видел, почти от первого лица, как лобовое столкновение вышвырнуло их красный «Форд» на встречную, а после он силой удара был выброшен за мост. Машина пролетела метров тридцать вниз, ударилась о камни, а после загорелась. Ее родителей было почти не опознать. Благо в это время, Алиса болела воспалением легких и была в больнице. После этого случая, в ее жизни все перевернулось с ног на голову.

Когда мы вернулись в комнату, счастливые и под кайфом, то съели за раз остатки праздничного пирога, двенадцать сосисок на двоих, две куриные ножки и выпили литр грейпфрутового сока и с чувством легкого голода завалились на мою кровать. Тогда у меня было странное ощущение, что я не ел целые столетия.

— Скажи, а у тебя «это» когда-то было? — спросил почему-то я.

— Нет. Думаю, всему свое время, — ответила она, — а у тебя?

— И у меня не было.

Не хотелось признаваться Алисе, что мой первый поцелуй был с ней-то в первые, не то, что «это». И укутанные сладкой истомой, обнявшись под тонким покрывалом, мы погрузились в сон.

Нас разбудили крики моей матери. Она устроила истерику, оттого, что вновь увидела меня с Алисой.

— Тебе про учебу думать надо, а не с девочками дружить, — завопила мать и приказала Алисе выметаться.

— Конечно мисс, — ответила Алиса, — и хочу заметить, что Ваш сын истинный джентльмен.

Она откланялась и вылезла через окно.

— Я прикажу отцу повесить замок на оконную раму, это просто непозволительно с твоей стороны, — вынесла вердикт мать.

Однажды, Алиса, по дороге домой рассказывала, что директор школы ее в течение всей недели вызывал к себе после уроков, и устраивал ей нагоняй за поведение. Ее смущало то, как он смотрел на нее. Было в этом взгляде, что-то нечеловеческое, подытожила она. С каждым разом, появляться у него в кабинете становилось все страшнее и страшнее.

— Я думаю, тебе не стоит принимать это так близко к сердцу, — сказал я, — ты не отличаешься хорошим поведением, и поэтому директор строг с тобой. Возможно, тебе это только кажется.

Иногда я говорил матери, что задерживаюсь на дополнительных занятиях, чтобы провести Алису домой и сократить время разлуки между домом и школой. Я понимал, что безвозвратно привязываюсь к Алисе, и каждая минута без нее, приносила мне невыносимые страдания. Я провожал ее домой, и мы шли безлюдными тропками, чтобы поменьше человеческих глаз видели нас вместе. Когда было прохладно, я накидывал на нее свою куртку, а она брала своей теплой ладонью мою. Со временем, мне даже казалось, что Алиса стала лучше учиться: я старался подтягивать ее по предметам, с которыми у нее были проблемы, делал за нее некоторые задания и рисовал ей эскизы для уроков рисования. С рисунками у нее были, кажется, самые большие проблемы. Никакой крови, никакого насилия — в общем, я рисовал за нее то, что требовалось школьной программой.

Мать контролировала мой досуг, и каждые полчаса наведывалась в мою комнату.