Максим Смирнов - Карта памяти

Я завороженно слушал его, пытался поймать каждое слово на слух, прижимаясь от ночной прохлады к крепкому отеческому плечу. Тогда он хотел, чтобы я ценил каждый момент своей жизни. Понимал ли я тогда это? Возможно, я даже не осознавал тот факт, что я когда-то стану взрослым.

— Возможно, я слишком много болтаю, — сказал отец мне, — но знаешь, ты продолжение меня, ты бесконечность наших жизней, и в тебе живут сотни твоих предков, с тысячами поступков, с миллионами мыслей и миллиардами возможностей, которые они реализовали, либо забыли. Ты бесконечный механизм, сын. Ты все, что есть у меня, а у тебя есть целая вселенная и вечность, чтобы самому выбрать свой путь. Ты не сможешь следовать по моим стопам, ты будешь должен выбрать собственный путь — со своими ошибками или победами. В этом суть жизни. В следующий раз, когда ты окажешься на этой горе, ты увидишь звезду, которая светит ярче всех, и ты поймешь, что это я смотрю на тебя…

И вот, через двадцать пять лет, я еду на машине на ту самую гору, где со мной разговаривал отец в ночь моего дня рождения. На сиденье посапывает мой сын, и в красиво упакованной коробке его ждет подарок в честь дня рождения. И все что я хочу, это показать сыну самую яркую звезду на небе.

Веселье все-таки закончилось, как бы ни просили друзья, и как бы настаивало время. Сумбурная потеха ушла, и на смену ей пришла тягучая и скучная обыденность. Мусор на столе — это все что некогда было вкусной едой, и замечательным натюрмортом. Скелеты рыб безжизненно лежат на океанском дне фарфоровых тарелок, липкие капли портвейна въелись своим бирюзово-рубиновым цветом к граненым, искажающим реальность, стенкам стакана, испаряя с каждой секундой, пряный и немного сладковатый запах алкоголя. Крошки картофельного пюре покрылись коркой, образуя замечательные коралловые рифы прямо в красно-белой кастрюле, и которые хотелось рассмотреть поближе, прежде чем нести этот подводный пейзаж в мойку. Вилки, ложки, ножи как некогда массовое орудие сепаратизма направленное на угнетение всех прав и свобод еды, сейчас бесхозно и абсолютно бездельно, лежали на изрядно измазанной скатерти, заставляя от времени ржаветь даже «нержавейку».

Взгляд переходит левее.

Нетронутой осталась миска с салатом. В дремучих дебрях зеленого лука, листьев зелени, аккуратно нарезанного мелкими кусочками, огурцов отдельными колечками от вкусных, ярких томатов, находилось то, что заставило отвернуться от поглощения этого истинного кулинарного деликатеса.

Еще вечером, когда праздник был в самом разгаре, и только одинокий листок отрывного календаря с датой «1 МАЯ» маялся в мусорном ведре, только тогда губастый, толстый сокурсник Миха плюхнулся в салат своей мордой и уснул в литрах ароматного, подсолнечного масла и уксуса. Позже его оттуда вытянули, с остатками овощей на носу, подбородке, щеках, и усадили на диван.

Вспоминается и становится смешно.

Тогда в разгар праздника не хотелось веселья, а хотелось особенных чувств, которые могли бы поднять настроение или развеселить немного. Портвейн уже стоял поперек горла, отдавая сладко-горьким «фу».

В окне отражалось настроение. Проспект уходил глубоко в сердцевину города своей монолитной, широкой и бесконечной дорогой, огражденной друг от друга белой пунктирной разметкой, исчезавшей в зарослях многоэтажек. На которой, ближе к вечеру катило не так много машин. Косые лучи фар которых, царапали асфальт, а утробный рев моторов приглушенно с эффектом стерео, проносился с одной стороны в другую. Неоновые огни магазинов, элегантно родившиеся из квартир на первых этажах, глушили своей яркостью, шиком и раскрашивали серые монолиты домов, что были напротив окна. В других окнах: кое-где зашторенных, кое-где затемненных тоже теплилась жизнь, но та жизнь была чуждой и неестественной, куда веселее была эта жизнь, в этой трехкомнатной квартире с оголтелыми, полупьяными сокурсниками и спящим Михой с жирным от салата лицом.

Становилось грустно от спертого воздуха вокруг, от ядовитого табачного дыма и безудержного веселья, от нескончаемых песен под гитару, и фальшивого голоса Санька со Светкой. От чрезмерного смеха, очень часто бывает грустно, и никто не знает почему, и никто не знает зачем. Но так бывает!

Еще один день отрывным листком оказался где-то внизу, где-то в мусорном ведре, или просто в мусоре. Так тоже бывает, причем очень часто. День забывается, проходят минуты и с остатками вещей проходят и дни. Время не любит, когда им брезгуют, время может обидеться.

Сейчас стоит оторвать еще один листок. Уже начало первого, а точнее — пятнадцать минут первого. Начало нового дня среди ночи.

— Хватит стоять, — крикнул кто-то на кухню из-за двери, — всю жизнь простоишь!

— Простою, — соглашаюсь здесь…

Тот день прошел. Сейчас рождающимся утром, с вселенским, солнечным светом, смотришь на листки в ведре, и не верится, что прошел день. Обычный смятый листок с цифрой «1» и замазанным горчицей словом. Улица оживает, вдали дорога покрыта хлопьями тумана, огни не светят ядовитым светом переливающихся букв, на балконе у соседа сидит черная ворона, и клюет мощным, немного изогнутым клювом остатки соседских семечек. Хорошо воронам, живут долго! Наверное, услышав мысли, она дернулась и взмахнув крыльями, расправила примятые, блестящие перья полетела вниз.

Солнце вскоре стало заходить на заслуженный отдых, за высокие небоскребы, окрашивая незамутненное, голубое небо в розово-багряный иней, с фиолетовыми облаками. Смотреть стало интересней. Звонок телефона в коридоре. Никто не подходит и только рука тянется, и срывает новый листок. «3 МАЯ» Снова в ведро. Снова в мусор.

Одинокими каплями сначала, а после невыносимыми гирляндами дождя и серпантином молний на темно синем, немного сероватом небе, разразился дождь. Кажется, закончилось лето, как-то странно и быстро. Голые, коричневые кроны деревьев, тощие ветки без листьев, огромные лужи на дороге, одинокий, блестящий проспект, по которому осторожно скользят жуки-машины, все это выглядит не так, как выглядело в тот день на праздник. Дождь каплями стекает по стеклам, размывая картинку — мокрые дома напротив, дорога, деревья, даже небо, ничего не видно, и только молния одна, без грома вспыхивает и освещает мрачную, темную без света кухню. Отрывной календарь на стене, и ведро под ним. Взгляд опускается в бездну ведра, и где-то там виднеется свежий листок. «16 НОЯБРЯ»

В сторонке лежит красный переплет диплома, позади пятый курс, и впереди непреодолимая тяга работать по новой специальности. Готовый и свежий юрист.

На улице жарко и душно, дождя не было уже месяц, а дипломная практика потрепала нервы, и становилось вдвойне неприятней. Только усталый взгляд на стену с календарем «6 ИЮНЯ».