Анастасия Вечерина - Исповедь мотылька

В Лёлькином телефоне он был записан как «Волшебник». Я уже не предпринимала каких-либо попыток образумить её, лишь иногда что-нибудь ворчала про себя, слушая её рассказы.

— Надо же, любитель романтики… умеет он все-таки очаровывать девушек… все эти его крышесносы… Только ведь все это не настоящее, Лёльк! Это просто такой способ произвести впечатление. И он знает об этом, и лишь потому…

— Насть, а мне кажется, что нарочно, «не по-настоящему» так не сделать. Ну просто не получится! Чтобы на самом деле все это придумать, приготовить, осуществить — нужно чтобы это шло изнутри, от сердца. Нужно прочувствовать, понять, прожить это… Нужно иметь душу, которая откликается на такие порывы, нужно уметь замечать красоту окружающего тебя мира, видеть нечто необыкновенное в самых будничных и повседневных вещах. Так вот, он — умеет. И какая разница, было ли это пикаперскими крышесносами или нет, он ведь это делал. Для меня!

Я поежилась, кутаясь в старую шерстяную кофту. Вообще-то было не так уж и холодно, зима прошла, морозы отступили, и вечер, который мы с Лёлей коротали на кухне за кружкой чая, был достаточно теплым. Но я почему-то продолжала укрывать плечи своей старой кофтой. И ворчать.

— По-моему, ты его неправильно воспринимаешь.

— А ты, по-моему, просто не знаешь — какой он.

— И какой же? Просвети!

— А ты вспомни, как ты описывала его комнату? Уже этого достаточно, чтобы понять… Он… он — волшебник из доброй, но грустной сказки. Он создает миры и тут же с легкостью забывает их на подоконнике, убежав шлепать босыми ногами по теплым лужам… Он постоянно живет в состоянии творческого экстаза, жизненной упоённости, безграничного безумства. Малые дозы жизни со скромными будничными историями, серыми полутонами и пыльной повседневностью его не трогают. Ему подавай чрезмерность, головокружение, страсть от которой взрываются термометры!

В его мире не живет скука. Ей просто нечего делать среди закатов и рассветов, оглушительных взрывов безумного праздника и завораживающей тишины летней ночи, теплоты в голосе, неподражаемой улыбки, нежно переплетенных пальцев, шепота на ушко, согревающих взглядов, пульсирующего биения сердец…

Все это окружает его в его собственной маленькой вселенной, далекой от мелочей. Вот только попасть туда может не каждый. Дверка в этот мир проходит через его сердце, а оно закрыто на ключ…

— Сказочница ты, Лелька! Тебе бы самой… — я хмыкнула и решила заварить себе еще чаю. — Хотя и правда — что-то в этом есть. Я даже наконец-то поняла, кого же он мне напоминает. Моего мальчика-романтика. Тот ведь тоже любил все необыкновенное, мог видеть удивительные вещи среди повседневности. Только, конечно, он был немного другой. Он не пытался свой романтизм как-то использовать. Это был настоящий…

— Насть… — Лёля вздохнула точно так же, как я когда-то. — Это был его младший брат.

Когда-то давно (а может теперь и недавно — кто его поймет, время как-то причудливо изменяется в последнее время) я, после очередной ссоры с Олегом (тем самым, который был мои первым мужчиной и который терпеть не мог розовые сопли, про которого я недавно рассказывала Лёле), стояла одна на платформе и плакала. Вообще, мы с ним часто ссорились, но эта ссора была особенно сильной, я в то время даже думала, что наши отношения на этом закончатся. И потому — стояла и ревела. Втихомолку, одна. Потому что ни за что не хотела бы показать своих слез ему или еще кому-то.

В это время у меня зазвонил мобильный. Олег.

— Привет. Это я, — раздался такой знакомый хрипловатый и чуть насмешливый голос в трубке.

— Знаю. У меня номер высветился, — ответила я, поспешив перейти на надменный и сухо-официальный тон, чтобы он ни о чем не догадался и не услышал слез в моем голосе.

— Уверен, что ты там сейчас изображаешь романтическую героиню, брошенную коварным возлюбленным. Небось собиралась уехать подальше отсюда, но не хватило решимости, и ты лишь разнюнилась, захлебываешься слезами и соплями… Уверен, что стоишь одна в конце платформы, как в кино, и оплакиваешь свою несчастную любовь…

Чёрт! Как он только угадал? Я невольно улыбнулась сквозь слезы.

— Вовсе… Вовсе нет, — наконец смогла выговорить. — С чего ты решил? У тебя слишком богатое воображение. Я гуляю по городу и улыбаюсь…

— Врушка, — произнес все тот же знакомый насмешливый голос, только теперь уже не в трубке, а у меня за спиной. — Какая же ты врушка!

Я обернулась, смутилась, увидев его, залилась краской, опустила глаза… И уже через секунду оказалась в его объятиях. Он сжал меня крепко-крепко, до хруста в костях.

— Почему ты все время врешь? — этот тихий с хрипотцой голос я теперь не забуду никогда.

— Потому что не хочу, чтобы кто-то знал, что мне больно…

С тех пор прошел уже ни один год…

Но я, наверное, так и не повзрослела.

В тишине полутемной квартиры наши голоса звучат как-то зловеще, гулким эхом отражаясь от стен и гуляя по комнате. Поневоле разговариваешь шепотом. Шум проезжих машин за окном и негромкие шаги случайных прохожих давно стихли. Все-таки второй час ночи.

У меня дежа вю. Смутное дурацкое ощущение, что все это когда-то уже было. Причем, вроде бы, не так давно.

— Когда ты узнала? — мои слова звучат как-то странно, словно я выталкиваю их из себя силой. Впрочем, пожалуй, так оно и есть.

— Во время последней встречи. Он…

— Он сам тебе рассказал?

— Да. Я даже не догадывалась ни о чем подобном.

Я мрачновато усмехаюсь. Сама ведь тоже ни о чем не догадывалась. Даже не думала в эту сторону. Хотя могла бы… Ведь с самого начала он казался мне смутно знакомым. С самого начала я не могла отделаться от ощущения, что кого-то он мне напоминает. И ломала себе голову — а мы не встречались раньше? Потом решила, что нет, я бы запомнила.

Да уж, таких не забывают…

А ты, младший его братишка, мой маленький инопланетянин… кудрявое брюнетистое существо с забавной улыбкой и широко распахнутыми навстречу солнцу ресницами. Вот, значит, каким ты, скорее всего, станешь после того, что я сделала с тобой!