Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

— Ну хватэ тоби! — одернул жену Иван, видя, что Клавдии Петровне неудобно ее прерывать и она принялась расставлять тарелки.

— Что-то Кузьмы долго нет, — забеспокоился Алексей.

— Наверное, очередь, — извиняющимся тоном пролепетала хозяйка.

— Пойдем, Иван, сходим к нему. Неудобно как-то: именинник в очереди, а мы развалились в креслах. Где магазин, Клава?.

— В конце улицы, за домом советов.

— А-а, ну тогда найдем.

Неожиданно в дверь постучали. Клавдия Петровна удивилась и пошла открывать. На пороге стояла Козлова, зло сверкая глазами.

— Допился ваш Кузьма! — крикнула она прямо в лицо хозяйке. — С сердцем плохо. В больницу его увезли. Я же вас по-человечески предупреждала, да не понимаете вы по-человечески!..

— В какую больницу? — тихо спросила побледневшая Клавдия Петровна.

— Как — в какую? В районную! В нашей кардиологов нет. Два терапевта и оба пьяницы! И мне спасибо скажите, что оперативно "скорую" вызвала. Только бы успели довезти! — Она резко повернулась и быстро пошла к выходу.

Почти через два месяца выписался Кузьма Иванович из больницы, но в свой поселок не торопился. Сопровождаемый Клавдией Петровной, он пришел к районному прокурору, младшему советнику юстиции Рыльскому. Дожидаясь приема, вспоминал послевоенного прокурора района, фронтовика Каверина. Вот это был действительно человек! Сколько раз они с Кавериным выпивали, да и с начальником милиции, цыганом, тоже. У Каверина была своя прокурорская доза: два по сто пятьдесят и две кружки пива. А цыган! Ведь тогда в конце сороковых бабы-вдовы самогон гнали, чтоб как-то детей на ноги поднять. Этот славный цыган-милиционер был человеком с большим сердцем, за что и погорел. А нынешние сволочи в форме почти как на подбор хамье и подонки. Шютц штафельн — охранные отряды… Кузьме Ивановичу чудилось, что целое поколение негодяев по каким-то непонятным причинам оказалось на службе в милиции, вытеснив оттуда людей порядочных и честных. От этой мысли ему становилось тоскливо и страшновато.

В приемной прокурора он сидел в своем парадном пиджаке при всех орденах и медалях. Пиджак привезла Клавдия Петровна в надежде, что это как-то подействует на молодого прокурора Рыльского. И произошло чудо — подействовало!

Рыльский, увидев ветерана, вежливо пригласил его в кабинет и сказал:

— Заявление ваше у меня. Я в курсе всего. С вами поступили противозаконно. Я принес свой протест. Но сейчас такое время… Словом, звонила мне председатель женсовета Объедкова и заявила, что они вместе с Козловой отправили письмо, — тут он улыбнулся, — супруге одного очень высокопоставленного лица, в котором просят поддержки женсовету…

Кузьма Иванович догадался, кого он имеет в виду.

— Кстати, и ответа из исполкома райсовета на мой протест еще нет.

— Что же мне делать? — вздохнул старик. — Может, обратиться в газету? Попросить корреспондента из Москвы?

Рыльский улыбнулся.

— Со своей стороны я сделал все возможное.

— Ну, спасибо вам и на этом, — Кузьма Иванович поднялся со стула, глянул в окно. — Поеду-ка я за корреспондентом.

Поезд прибыл на Казанский вокзал ровно в шесть утра. Зевающий Игорь стоял на перроне неподалеку от вагона, из которого вышел Кузьма Иванович. Сына он увидел еще из окна, и ему стало неловко за беспокойство, которое он Игорю причинил. Ведь наверняка недоспал, ехал на такси из Чертанова, где только недавно получил кооперативную квартиру. Игорь был по уши в долгах, и поэтому отец вез ему тысчонку в подарок, которую они с матерью сняли с книжки, что держали на черный день, или, как говорят люди, на похороны. "Поверх земли не положат, — сказала Клавдия Петровна, вернувшись из сберкассы. — А Игорю все полегче будет. Какая у него зарплата, коли алиментов тридцать три процента…" Кузьма Иванович был с ней согласен. Игоря ему всегда было жаль. Не везло парню на баб. Сначала валютчица его окрутила, ребенка родила, а потом окололитературная акула… Бабы на него, как мухи на мед, липли. И каждая норовила детей от него родить, чтоб повязать, на шею залезть. Вот потому и не вытянул Игорь докторской — сил не хватило, выдохся и надорвался. Заработал себе стенокардию, неврастению, язву. И все это в сорок лет. Но вот, слава богу, хоть крыша над головой появилась, хоть не на улице, да и Маша вроде ничего. Лишь бы только детей не рожала, молили Бога Кузьма Иванович и Клавдия Петровна. А там, глядишь, поправится чуток и защитит свою докторскую по древнерусской цивилизации. Игорь был талантливым философом и историком, об этом многие ученые говорили, когда Кузьма Иванович у него на банкете по случаю защиты кандидатской был. Може, к пятидесяти и станет профессором. Первым профессором в роду Лихачевых! Кузьма Иванович широко улыбнулся и обнял подбежавшего сына.

— Ну, молодец, что приехал, — искренне радовался Игорь. — Давно тебя не видел. Что-то ты совсем сдал, постарел сильно.

— Да жизнь теперь, сынок, такая, что не нужны мы больше никому. Выжали из нас все, что можно было, и выбросили. Отработанное вторсырье.

— Да не говори так. Не надо, папа. Пойдем, машина ждет. Я соседа попросил, чтоб тебя встретить.

Дома был уже накрыт письменный стол, а нарядная, слегка подкрашенная Маша гладила рубашку Игорю на чемодане.

Кузьма Иванович осмотрелся. На кухне, кроме двух табуреток и старого неуклюжего буфета, видно кем-то отданного за ненадобностью, ничего не было. Даже занавесок. В комнате — знакомые стеллажи с книгами, софа, гардероб и у окна раскладушка, очевидно, приготовленная для гостя. "Вот что значит начинать третий раз с нуля", — грустно отметил про себя старик и пошел умываться в ванную.

Он специально подгадал свой приезд под воскресенье. Чтоб не получилось накладки у Игоря и Маши. Все-таки жизнь в Москве суматошная, бешеная, и беспокоить детей в будний день было бы нетактично, да и хлопотно" для них. Ведь знал, что будут готовиться, нервничать.

Выйдя из ванной, Кузьма Иванович раскрыл чемодан и достал подарки: Маше — красивый махровый халат, сыну — свитер и конверт.

— Здесь тысяча. Хоть с какими-то долгами рассчитаешься. Мы так со старухой решили. Куда это нам? Все равно поверх земли не положите. Ведь вас-то трое…

— Да вы с ума сошли, — задрожал Игорь. — Да как можете последнее? Ведь это, я знаю, на смерть… это святое… неприкосновенное.

— Бери, тебе говорят, — сердито сказал старик. — И нюни не распускай! Сто грамм-то хоть нальешь?

— А вам можно? — удивилась невестка.

— Неужели для отца и сто грамм у вас не найдется? — грустно пробормотал Кузьма Иванович.

— А инфаркт-то как? — все еще удивлялась Маша.

— Ну ты даешь, — улыбнулся Игорь и пошел на кухню.

Он вернулся с бутылкой водки и поставил ее на стол. Кузьма Иванович сел рядом с Машей и приказал: