Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

— Здесь принцип простой, — объяснил Иван. — Лунная труба выходит в колбу с йодовой водой, верхний слой которой переливается по стенкам в соответствии с циклом. Эффект прилива совпадает с модуляцией льющейся воды. Над поверхностью возникает надсознательное пространство, способное удержать в своем поле до тридцати граммов психеи. Это и есть приемник…

— Подожди, — остановил его Костя. — Психея, или тело души, имеет разную массу.

— Но мы берем среднеамериканскую — двадцать два грамма.

— А если она будет больше?

— Прорвет йодовую пленку и утонет…

— Тогда мы душегубы, — растерялся Костя.

— Да. Здесь самое слабое и опасное место. Нам надо самим провести эксперименты на определение массы души.

— Перепроверять американцев?

— А если они ошиблись или здесь масса будет другой? Ведь совершенно разный этнос и, естественно, может быть разной и психея.

— Так это целый комплекс исследований!

— А что делать? Надо исключить любую оплошность, которая может превратить нас в палачей.

— Значит, весь блокинг-генератор под вопросом? — взял со стола трубку Костя и откинулся в кресле. — Где спички, Вань?

— Да вон, под бумагами.

— Но, во-первых, у нас нет весов, и на их конструирование уйдет куча времени, потом не меньше времени на исследование масс в разных регионах, — стал рассуждать Костя, раскуривая трубку.

— А их схемы? Ты же говорил, что они опубликовали схемы весов.

— Но это не принципиальные, а блок-схемы.

— Да?.. — растерялся Забродин. — Что же теперь делать?

— А вот что, — лукаво улыбнулся Костя и выпустил клубы дыма. — Сегодня я встречаюсь с человеком оттуда. Он очень интересуется "Факандром"…

— И ты?.. — вздрогнул Иван.

— Погоди, не ерепенься. Возьмем кое-что из твоих первых разработок, разумеется ошибочных, и обменяем их на несколько схем весов и валюту для поддержания, так сказать, жизнеобеспечения.

— Ты шутишь?!

— Я так и знал, что начнешь психовать, как баба. "Факандр” уже почти готов. Госпремию получат полковники с генералом, тебя даже в списке соавторов нет, ну кинут тебе на бутылку, и ладно. Потом прибор будут продавать за валюту и отстегивать этим "авторам" с погонами. А тебя, в лучшем случае, переведут из мээн-эсов в энэсы, и ты им за это должен в ножки поклониться.

— Я напишу в КГБ!

Костя расхохотался:

— Дурачок!

Изобретатель опустил голову, губы его посинели и задрожали.

— Или ты уже забыл, что я твое доверенное лицо и должен думать, чем тебя кормить и поить? Забыл? — спросил Костя.

— Нет.

— КГБ мы, разумеется, поставим в известность, и в списке соавторов ты будешь, хотя автор всего один ты. Но поскольку тебе посчастливилось родиться в России, а не на загнивающем Западе, то здесь бороться за свои права, что против ветра с…, сам понимаешь. У нас никакого криминала не будет: изобретение свое ты безвозмездно отдал Родине, а кое-какие отходы мыслей обменял на информацию для разработки нового изобретения. Что тут плохого? Но лучше, пусть они считают тебя наивным лапотком и ничего не знают. А узнают — сделал для дезориентации конкурентов, чтобы запутать их и выиграть время для испытаний прибора перед его патентованием. Понял?

— Понял… — смирился Иван. — Но денег мне не надо. Пусть останутся только научные интересы.

— А на что ты жрать будешь?! — разозлился Костя.

— На зарплату…

— На сто десять рублей?! Да сейчас уборщица больше получает! А ты — автор мирового открытия! Вот уж калика и юродивый! Вот она, святая простота! Да ты знаешь, как бы ты жил в Америке?! Тебя бы поселили в особняке, дали лабораторию!.. Дурак ты, Иван!

— А потом бы выжали и выбросили, — огрызнулся совсем поникший Забродин.

— А здесь? Здесь тебя не выбросят? Вон, в нашей церкви свечки продает старушка одна. Знаешь, кто она? Профессор, доктор наук, химик, лауреат госпремии. Все здоровье свое положила на благо Родины, а за душой ни гроша! А у тебя там будет на старости лет миллионный счет, там уже прошли те времена, когда объегоривали, там дураков уже нема! — Костя чуть не задохнулся от злости, но, взяв себя в руки, схватил со стола угасшую трубку. — Я же тебя не агитирую туда, и сам не собираюсь. Я такой же русский человек, как и ты. И плевать хотел на их миллионы. Нам нужны хотя бы сносные условия для работы на родине, а всю сволоту — и нашу и ихнюю — мы оставим с носом. Это высшая гражданская позиция патриота России.

— Но денег я все равно не возьму, — стоял на своем Забродин.

— Хрен с тобой. Я твой гонорар буду держать у себя. Рано или поздно сам за ним придешь. Выпить захочешь, и придешь! — он перевел дух и зажег спичку. — Так что — меняем ошибочные черновики "Факандра" на весы?

— А если весы они нам подсунут такие же, как мы им "Факандра"?

— Не писай, Ванек. Все проверим. Сравним с блок-схемами и запросим экспертизу через два других канала.

— А наш "Факандр" они смогут проверить?

— Только через тебя самого. Ведь у тебя одного все рецепты и пропорции. Да и Черенкова это не интересует, как ты знаешь. Для него важно, чтобы прибор работал, была блок-документация и патент. Он хоть раз тебя о рецептуре спросил?

— Да как-то вскользь, — ответил Иван.

— Ну вот, видишь? Давай по рукам!

— Без денег, — уперся подавленный и разбитый Забродин.

— Деньги беру я, и они будут у меня.

— Но я об этом ничего не знаю и знать не хочу.

— Годится! — Костя пружиной выскочил из кресла и, открыв сейф, выхватил из него бутылку коньяку.

— Принеси из кухни стакан и рюмку и прихвати что-нибудь из холодильника! — распорядился Костя, зная, что Иван пьет только из стаканов, а рюмки терпеть не может.

— Вот тебе по марусин поясок, — наполнил Гаршин стакан Забродина до красной полоски, — а мне — сорок капель и баиньки. Хотя бы часа на три уснуть, а потом ехать торговаться за весы. Ты можешь спать до обеда, пока я не вернусь.

Иван молча поднял стакан, перекрестился и выпил до дна.

— Луковичку бы…

— А чесноку не хочешь? Поди возьми, там маринованный с базара есть.

Иван побежал на кухню, а хозяин квартиры сгреб с дивана одежду и достал одеяло с подушкой.

— Ложись здесь, а я в гостиной. Если мать встанет, я оставлю ей записку, чтоб тебя не будила. Ну, давай, спокойной ночи, — похлопал его по плечу и ушел, плотно притворив дверь.

Выехав на своей желтой "Ладе" на кольцевую дорогу, Гаршин стал изучать все машины, идущие за ним следом. Ничего подозрительного не было. Тогда он "притопил", как сам любил выражаться, и вскоре подъехал к Подольску. Здесь он натянул штормовку, кепку и вылез из машины. Протоптанная дорожка вела через огородики и дачные участки в лес. Он пошел по ней, изредка оглядываясь, а когда взобрался на пригорок, увидел, что у его "Лады" остановились серые "Жигули" и на дороге появился человек в штормовке с небольшим лукошком.