Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

— А ей? — кивнул я на Неллю.

— Не забывай, — усмехнулся профессор, — что ты не в России. Ее место на кухне. Я не хочу обидеть русский народ, но, знаешь, когда у вас баба за столом командует и у мужика рюмку отнимает, мне всегда вас очень жалко.

— Это не в каждой семье, — парировал я. — А потом иногда и нужно отнимать, иначе просто беда, особенно с творческими людьми. Знаешь, наверное, такую литературную категорию: "роковая судьба российского интеллигента"…

— Еще у Некрасова! Ну ладно, давай за встречу!

— Хоп! — воскликнул я и выпил.

Мадула тоже выпил и, пожевав лимон, спросил:

— Откуда у тебя это "хоп"?

— Да Фергана проклятая. Был я в комиссии по расследованию погромов турок-месхетинцев. Вот и пристало, как зараза. Никак не отвыкну.

— Ну и как вам работалось?

— Думаю, нормально. Один презабавный случай до сих пор из головы не выходит. Сидим мы, значит, с переводчиком-корейцем за большим столом с бумажками. А сбоку — узбек-подполковник со стариком разговаривает. Наш переводчик вдруг прислушался и улыбается. Мы ему: "Чего ты?" Молчит. Тогда просим подполковника и старика выйти. "Ну, о чем они говорили?" А переводчик смех подавил и говорит: "Старик пришел просить за сына, который в административном порядке под стражей, и сует две тысячи — отпусти, мол. А тот на вас кивает: "Вон, видишь, товарищи из Москвы сидят. С ними надо говорить, а они меньше десяти не берут. Так что иди еще восемь собирай!”

Мадула хохотнул и серьезно спросил:

— Так где ты все-таки работаешь?

— Ну я же уже говорил: в центральной прессе.

— По чрезвычайным делам?

— Пусть будет так, если для тебя это так важно.

— А здесь зачем?

— Материал собираю. Хочу кое-что написать о вашей жизни. Ты мне не поможешь?

— О чем речь? Конечно! Только думаю, что дело твое опасное. А с такими вещами у нас шутить не любят.

— У вора одна дорога, а кто гонится за ним, у того — тысяча.

Мадула чуть не подавился.

— А ты хорошо подготовился к нашим условиям, даже фольклором щеголяешь.

— Это для тебя. Ведь ты специалист по этим делам. Даже коран перевел…

— Ты и это знаешь?!

— Известным человеком стал. Рад за тебя. Надеюсь, подаришь, как выйдет. А теперь наливай, джигит, или, как там тебя, первый из тэйпа!

Чем чаще мы прикладывались к коньяку, тем трезвее и напряженнее становился Мадула. Наш разговор перескакивал с одной темы на другую, пока, в конце концов, не сошел до анекдотов. Но и здесь мы скоро выдохлись.

За окном стемнело, и я засобирался в гостиницу. Однако Мадула остановил меня:

— А я тут всерьез занялся астрологией и даже астрофизикой, — неожиданно признался он. — В звездочеты ударился… Предки мои — персы — из поколения в поколение этим делом занимались… Вот и я телескоп себе на крыше соорудил. Не хочешь взглянуть?

— Интересно…

Мы оделись и вышли на лестничную площадку к лифтам. Последний пролет лестницы упирался в решетчатую дверь, ведущую на чердак. Мадула снял с нее большой амбарный замок и пропустил меня внутрь. Там он нашарил мою руку и повел на ощупь до каких-то ступенек. Так мы поднялись на крышу. Холодный ветер рванул волосы, обжег лицо.

Я поднял голову. Небо было сплошь усыпано звездами и так манило к себе, что в душе моей защемило: мальчишкой я мастерил самодельные телескопы и часами простаивал на крыше, пытаясь разглядеть сквозь плохо отшлифованные стекла спутники Марса и кольцо Сатурна. Тогда я мечтал стать астрофизиком и даже поступил в университет на это отделение физфака. Но судьба распорядилась иначе.

В нескольких метрах от выхода на крышу блестела обшитая фольгой полусфера обсерватории Мадулы. Он взялся за подковообразный замок и вставил в него ключ. В этот миг из-за вентиляционных будок метнулись тени, и руки мои оказались за спиной. Но пистолет тупо шлепнулся на смолистый рубероид, а запястья сомкнули цепкие наручники. Мадулу тоже свалили с ног, изо рта у него торчал белый хвост кляпа. Мой рот уже был залеплен каким-то мерзким пластырем, но на ногах я все же стоял. Полюбовался звездочками, хохотнул внутренний голос, но тут меня оглушили…

Очнулся от боли в мышце: вводили какую-то инъекцию. Два здоровенных лба с закрытыми чем-то черным лицами держали меня за ремень брюк у самого края крыши. Тот, что делал укол, схватил за волосы:

— Ну, что, сука ментовская, будем договариваться?

— Или мы тебя сейчас отсюда отпустим вместе с профессором, а? — проговорил другой. — Коньячку перебрали и звездочек недосчитались…

— Кто вы? — промычал я, едва шевеля языком под пластырем.

— А это неважно. Работенка у тебя будет непыльная, да и жалование раз в десять твоего нынешнего окладика.

— Что я должен делать?

— Для первого раза отвезешь в Москву сверточек кило на семь и передашь кому надо. Ты же со своей компанией без досмотра в самолетик садишься. А если забалуешь, у нас адресок по проспекту Андропова есть, квартира сто шесть. А там у тебя детки малые и женушка сладкая. Ты же без них с тоски помрешь…

Ноги мои подкосились, я обмяк, но они крепко держали за ремень. "А как же ребята? — крутилось в голове. — Они мне этого не простят…”

— Ну, давай телись, а то времени нету! — приказал старший, стоявший сзади.

Я молчал.

— Тогда поехали…

Меня приподняли над краем крыши, и внутри что-то оборвалось.

— Не надо! — взвыл я, пытаясь губами разлепить пластырь.

— Сделаешь?

Почувствовав ногами крышу, я согласно мотнул головой и тут же потерял сознание.

…Говорят, что в гостиницу меня доставили два милиционера, подобравшие у входа в ресторан. Здесь я пришел в себя: в номере было пусто — не то мои коллеги еще не вернулись, не то уехали… Но мне было совершенно все равно, и поэтому я проспал до обеда, пока не утихла головная боль.

К вечеру собрал свои манатки и, рассчитавшись за гостиницу, поехал в аэропорт. Билетов на Москву не было, и пришлось обратиться в линейный отдел милиции, откуда позвонил в Управление и получил "добро”. Мне было велено брать любой билет на любое число и ждать регистрации вечернего рейса, куда меня оформляли "на подсадку”.

Билет взял быстро, но, когда направился к стойке регистрации, ко мне подошел человек с типичным кавказским лицом и вручил пакет, с просьбой передать его во Внуково седому мужчине среднего роста в шляпе и с газетой "Советская Россия” в левой руке.

Когда регистрация на рейс подходила к концу, появился сержант, к которому я обращался, и провел меня в комнату особого досмотра. Здесь, в присутствии двух местных сотрудников безопасности, вскрыли сверток, едва умещавшийся в моей сумке. В нем было семь с половиной килограммов транзитной маковой соломки. Я думал, что пакет вернут и меня благополучно проводят к самолету, чтобы "нормально" встретиться с покупателем. Но местные ребята пошли по другому пути: они отправили меня обратно в город в сопровождении комитетчика и шофера-милиционера.