Жан-Мари Леклезио - Битна, под небом Сеула

– А какой он был, этот Морской Дракон? – спросила Наоми. – Расскажи.

Но Хана не знала что ответить.

– Ну, просто дракон, такой же, как те, которых ты видишь, – сказала она. – Его же никто не видел, кроме той крестьянки, но он существует на самом деле, спит себе в море.

Больше вопросов Наоми задавать не стала. Она знает, что эти два дракона живут в небе. Она не видит их, только чувствует, это как дыхание теплого летнего ветерка, или как вихри, кружащие золотые листья гинкго. «Когда придет их час, они встретятся – как братья-близнецы, которых разлучили при рождении». Сидя на скамье перед стелой Юн Дончжу, она запрокидывает голову. «Я точно знаю: тот, кто написал эти стихи, видел их». У старой Ханы тоже нет на этот счет никаких сомнений. Она говорит: «Так всегда бывает, когда случается война или какое-нибудь бедствие, драконы шевелятся во сне, а вот когда они проснутся, наступит судный день». Все-то она перепутала, думается ей, и Библию, и слова Будды, и даже сказки-небылицы, которые рассказывала ей бабушка, когда кончилась война.

Я снова увидела сталкера.

Думаю, в действительности он никогда меня по-настоящему не оставлял. Он – мастер своего дела, неужели его могут испугать несколько дождевых капель? Я явно недооценила его. Я увидела его в метро, увидела и сразу узнала. Он не был похож на того, кого я видела когда-то, когда жила в Эль Сордидо. Он показался мне выше, на нем был элегантный костюм, черные кожаные туфли, модные, разве что чуточку слишком остроносые. Вместо нелепой черной шерстяной вязаной шапки он носил теперь небольшую серо-голубую шляпу, как у тех, кто ходит на бега или посещает шикарные кафе в гранд-отелях Чамсиля [53] Чамсиль – район и станция метро в Сеуле. .

В Чамсиле я его и увидела. У меня была назначена там деловая встреча в офисном центре по поводу перевода с английского для одной фирмы. То ли страховой, то ли брокерской – я точно не знала, просто ответила на объявление на сайте jobkorea. Деньги они предлагали вполне приличные, дело было перед самыми экзаменами в университете, так что «сучка» сама вернулась к занятиям и во мне больше не нуждалась. Я уже два месяца не навещала Саломею, мне действительно нужны были деньги, чтобы заплатить за жилье. Встреча в Чамсиле была назначена на девять часов вечера, служащие уже покинули свои офисы, и квартал опустел, здание делового центра походило на огромный корабль, залитый огнями, но совершенно безлюдный. Я узнала знакомый силуэт в вагонном стекле. Он стоял сзади, в нескольких шагах, и смотрел на меня. Думаю, что я узнала прежде всего его взгляд, мне что-то словно давило в спину, чуть ниже затылка, такое ощущение, будто вдоль позвоночника течет струя холодной воды. Но я была в метро, среди множества людей, они входили и выходили на каждой станции. Когда объявили мою остановку, я решила сразу не двигаться, а выскочить в последнюю секунду перед самым закрытием дверей. Я видела такое в фильмах. Мне казалось, что это неплохая идея. Я быстро зашагала по переходам метро к выходу четыре, от которого ближе всего до здания фирмы. Несмотря на окружающий шум, я слышала позади себя шаги сталкера, он шел поодаль в том же темпе, что и я, и стук пластиковых каблуков его новых ботинок гулко отдавался в переходах метро, в точности как в кино. Сердце мое билось со страшной скоростью, несмотря на сквозняки, я вся взмокла от пота. Наконец в переходе рядом никого не осталось, кроме меня и этого стука каблуков. Я попыталась размышлять здраво: если я побегу, он побежит быстрее меня, а я тем самым дам ему понять, что знаю, что он здесь, что боюсь его и он может сделать со мной все что захочет. Если же я спрячусь, например, заскочу в магазинчик, где продаются ремни и зонтики, он поймет, где я, дождется, пока я не выйду, потому что не могу же я бесконечно оставаться в магазинчике площадью в три квадратных метра со старушкой, которая будет меня все время спрашивать, что я желаю купить. Я поискала глазами человека в форме – полицейского, служащего метро, просто военного, чтобы позвать его на помощь, но когда вам кто-нибудь очень нужен, его никогда не оказывается рядом. А что, если у него есть сообщники? И если полицейский не полицейский, а переодетый преступник и воспользуется этим, чтобы схватить меня, начать угрожать? Я решила было позвонить, но не смогла вспомнить ни одного телефонного номера. Я действительно была совсем одна на этом свете. На какой-то миг я подумала даже о Саломее, но это было глупо: чем мне поможет несчастная калека? Я подумала о ней из-за самой истории, как будто ее развязка важнее действительного положения дел. Она сказала бы: «И что дальше?»

И я могла бы сочинить хороший конец, который все расставил бы по своим местам, придумать какую-нибудь хитрость, которая спасла бы меня, и я осталась бы в живых. А раз я могу придумать какой-то конец, представить себе, как я убегаю от этого человека в огромных лаковых ботинках и маленькой, словно приклеенной к голове шляпке а-ля Маверик, который гонится за мной механической походкой, значит, я хозяйка положения, и оно, это положение, может еще измениться, и все прекратится, растает, как в ночном кошмаре, рассеивающемся в одно мгновение при первых лучах утреннего солнца. Да, так и есть, все это сон. Я – персонаж собственного сновидения и в то же время смотрю на себя со стороны, вижу, как делаю что-то, как иду, размахиваю руками, прижимаю к боку висящую на плече сумку, незаметно поворачиваю голову, чтобы поймать в витрине отражение сталкера, считаю шаги, раз-два, раз-два, раз-два, прибавляю скорости, раз-два, раз-два-три – как дети, которые, чтобы бежать быстрее, начинают подпрыгивать, при этой мысли я даже улыбаюсь. Подойдя к выходу четыре, я немного медлю: может, лучше пройти дальше до шестого, и перейти на ту сторону? Я тогда могла бы пробежать между машинами, воспользоваться уличной суетой, которая царит по вечерам на Чамсиле, и улизнуть. Но все это было ни к чему. Завтра или послезавтра – да, но не сегодня. Я ведь переехала совсем далеко, на другой конец города, к самой станции «Орюдон», и все оказалось зря. Я была уверена, что он выследил меня и там, шел за мной под Бруклинским мостом, мимо ресторанов, специализирующихся на блюдах из свинины, видел, как я входила в дом, стоял внизу, на тротуаре, дожидаясь, пока не зажжется окно моей комнаты. Потом с удовлетворением закуривал сигарету и, не двигаясь с места, докуривал до конца. А я-то думала, что все это уже далеко позади, что с этим покончено и мне ничего не грозит.

Теперь я уже испытывала, как мне казалось, не страх, а злость. Это она заставляла бешено колотиться мое сердце, из-за нее тяжело вздымалась грудь. Как я могла быть такой наивной? Неужели я и правда ничего не смыслю в жизни? Неужели все, что я пережила, – злобные нападки сестры, пренебрежение со стороны тети, одиночество, а главное – нищета, когда нечего есть, кроме горсти риса с кимчхи, нечего пить, кроме тепловатой воды из-под крана, – было нужно только для того, чтобы теперь стать добычей этого хищника, чтобы закончить свои дни разрезанной на куски и засунутой в черный полиэтиленовый мешок, перевязанный веревкой и выброшенный в реку Ханган? Эти мысли крутились у меня в голове, пока я поднималась по ступенькам, ведущим на улицу, и потом, пока шагала по тротуару среди прохожих к большому светлому зданию, похожему на стоящий у причала корабль.