Жан-Мари Леклезио - Битна, под небом Сеула

– Да, я поняла, это та кошка, которая ходила в салон причесок, это – Китти!

Саломея снова превратилась в маленькую девочку, лицо ее озаряет улыбка, может быть, и боль на мгновение перестала терзать ее тело.

Не знаю почему, но от ее радости мне становится плохо. Я резко встаю, чтобы положить конец этому идиллическому вранью.

Нет, Саломея, смерть безобразна, и, когда господин Чо несколько дней спустя проник наконец в квартиру, потому что тарелки, которые он оставлял у двери, оставались полными и начали привлекать насекомых, он почувствовал запах и все понял. У него был ключ от всех помещений, и он открыл им дверь, открыл не без опаски. Правда, он был полицейским, а потому прошел дальше, в глубь безмолвной квартирки, пока не увидел Наби, висевшую на ручке кухонного окна с врезавшейся в шею витой стальной проволокой. Он осторожно отцепил уже остывшее и закоченевшее тело, уложил его на полу кухни. И тихо, словно боясь разбудить Наби, прошептал: «Зачем? Зачем?»

Я ухожу не прощаясь, ничего не сказав госпоже Ван, сидящей в буфетной. Думаю, я скоро освобожусь, мне не надо будет больше рассказывать свои истории, я смогу зажить собственной жизнью в этом огромном городе, где имеют значение только настоящее время и мир живых.

– Эта история – вовсе не история, – начала я. Саломея лихорадочно смотрела на меня широко раскрытыми глазами. – Да, а как история, которую рассказывают, может оказаться вовсе не историей?

– Если она – правда, – сказала Саломея.

– Да, конечно, но даже правда может оказаться ложью, если ты в нее не веришь, а ложь может показаться правдой, если я буду хорошо рассказывать.

– Тогда как же?

– Сейчас скажу. Прежде всего, надо знать, что герои этой истории не существуют на самом деле.

– Потому что ты их выдумала?

Я помедлила с ответом. Мне хотелось, чтобы она поняла, что я ничего не выдумываю, даже если это и не существует на самом деле. Я хотела, чтобы это помогло ей, такой невесомой, жить, – как воздух, как мелодия песни без слов, как дуновение ветерка на лице, сквозняка, прилетевшего из окна, открытого на улицу, и улетевшего куда-то в соседнюю комнату, где сидит госпожа Ван.

– Я уже сказала тебе, что ничего не придумываю. Поэтому и назвала персонажей этой истории драконами – Дракон с севера и Дракон с юга. Они существуют, можешь не сомневаться, только их никто не видит. Я не буду пытаться описывать их, ведь они невидимы. Они похожи на облака, на отблеск света на морской глади или на капли дождя, которые ты слышишь, но не можешь увидеть.

– Тогда как же я могу быть уверена в том, что они существуют?

– Потому что они древние, древнее тебя и меня, они существовали всегда, до этого города, до этой страны, потому что мы с тобой – всего лишь миг в истории этого мира, а они, эти спящие драконы, пребывают здесь с самого его начала.

Саломея закрывает глаза, голова ее покоится на наклонной спинке кресла, руки плоско легли на подлокотники. Она отдается мечте, как отдаются сну.

– Вы помните историю про крошку Наоми, которую старая Хана нашла на пороге клиники Доброго Пастыря?

– Да, помню, она ведь не окончена, это незаконченная история, правда?

– Не незаконченная, – говорю я. – Эта история продолжается до сих пор.

– Тогда скажите, что с ней стало и как она связана с двумя сеульскими драконами?

Я и сама не знала, пока не начала рассказывать, но теперь мне все стало гораздо яснее, каждая история имеет связь с остальными, как люди, которые едут в метро в одном вагоне: всем им было суждено однажды встретиться – где-то там, в огромном городе под названием Сеул.

– Когда она подросла, превратилась в девочку, очень интересную девочку, может быть, потому, что у нее не было настоящих родителей.

– Как у меня, – шепотом говорит Саломея.

Хану она мамой никогда не называла, хотя и очень ее любила. Она выглядела нормальным ребенком, иногда капризничала, иногда впадала в отчаяние, но приемная мать стала понемногу замечать в ней особый дар, которым не обладали другие дети. Она видела вокруг себя то, чего никто больше не видел. К этому времени Хана перестала работать в «Добром Пастыре», потому что устала от ночных дежурств, а может быть, и потому, что боялась, как бы там не поняли, что это она похитила младенца. А младенцев было так много! Они поступали каждый месяц партиями по десять-двенадцать душ, подыскивать им родителей становилось все труднее, особенно тем, кто родился с физическими недостатками, – слепорожденным, альбиносам, даунам. Так что исчезновение Наоми никого особенно не обеспокоило. Когда дневные сиделки стали расспрашивать Хану, та уверенно соврала:

– Так ее удочерили.

– Да когда же?

– На прошлой неделе, очень приличные люди, из правительства, живут в Намсане. Они подписали все бумаги и даже сделали «Доброму Пастырю» пожертвование.

Пожертвование? Это сразу сняло все подозрения. Но, когда Хана уходила из приюта, она все же сменила адрес, чтобы быть уверенной, что никто не явится к ней с новыми расспросами. Чтобы растить малышку Наоми, Хана вернулась к своей прежней работе и поступила кухаркой в ресторанчик по соседству, в нижнем этаже большого жилого дома, неподалеку от Чонно [48] Чонно (буквально «Колокольная улица») – одна из старейших магистралей в центральной части Сеула. . Наоми ходила в школу тут же, по соседству, она уже научилась читать и писать, а еще петь. Красивым голоском она распевала детские песенки, некоторые – по-английски. Тот скрытый дар, которым она обладала, проявился однажды, когда девочка гуляла с приемной матерью на холме над Чонно. Она показала на дерево, большое дерево, росшее отдельно у подножия скалистого уступа:

– Там женщина, она на нас смотрит.

Старая Хана вытаращила глаза:

– Где? Я ничего не вижу.

Наоми не унималась.

– Смотрит, смотрит. Она вся в белом, такая красивая. Улыбается.

Хана приписала это видение фантазиям маленькой одинокой девочки. Она никому об этом не рассказала. Чтобы как-то отвлечь Наоми, она записала ее в школьный хоровой кружок. В другой раз, когда они шли по улице, возвращаясь с хора, Наоми заговорила о птицах, парящих в небе, о множестве птиц, которые летали, описывая круги, молча, только крылья шуршали на ветру. Однако в ясном небе ничего не было видно, даже самолета. Тогда Хана и поняла, что Наоми – не такая, как другие дети, что ей дано видеть невидимое. А поскольку она обладает таким даром, старая Хана подумала, что ей следует познакомиться с богом. Она отвела Наоми в храм Бонгвонса [49] Буддийский храм в Сеуле, в районе Содэмунгу. , расположенный на холмах над городом. Был чудесный солнечный день, самое начало зимы, деревья стояли будто покрытые ржавчиной, такси доставило их к входу в храм, и они пошли по проходам. Хана несколько раз падала ниц перед святыми образами, Наоми следовала ее примеру. Вместе они зажгли курительные палочки и поставили их в огромный глиняный горшок, наполненный белой глиной. Потом они ушли и пешком спустились по дороге до автобусной остановки, чтобы ехать домой, в Дунгде.