Эндрю Ридкер - Альтруисты

— Я только хотел помочь… — пискнул парень.

— Стоит изменить конструкцию парковых скамеек — взбунтуются бездомные. Построишь для них ночлежку — через год она превратится в притон. Реальные последствия подобной деятельности невозможно предсказать. Система полива придомовых территорий… Я вас умоляю!

Первокурсник уронил голову:

— Да я просто навскидку…

— Вот вам идея получше. Получите диплом социального работника. Или поступите на медицинский. Вам нравятся сады и парки? Станьте ботаником. Хотите помогать городу? Выучитесь на градостроителя. Или на инженера, так и быть. Но что бы вы ни делали, не высовывайтесь. Не думайте, что понимаете нужды других людей, — это не так. — У Артура задрожали руки. — Нельзя вламываться в чужие палисадники и рассказывать людям, как правильно поливать цветочки. Увы, нельзя. Гарантирую вам: ничего хорошего из этого не выйдет.

Паренек разинул рот, уши его горели огнем.

— Извините…

— Не извиняйтесь. Просто. Не. Высовывайтесь.

— Ладно. Понял. Извините…

Артур нетерпеливо привстал на носки:

— Мы закончили?

— Да… — Паренек совсем сгорбился и начал медленно пятиться к выходу.

Артур выскочил из здания и поспешил прочь: сердце билось вдвое быстрее обычного. Полил грибной дождик: длинные и тонкие капли защекотали загривок.

— Артур.

Он резко развернулся, едва не поскользнувшись на мокрой дорожке. К нему приближался большой черный зонт, под которым виднелась нижняя треть декана Гупты: оксфорды с клиновидным мыском и темно-синие костюмные брюки.

— А, Сахил, здравствуйте! — сказал Артур, показывая большим пальцем себе за спину. — Я уже собирался уходить…

— Я тут подумал. — Гупта умолк и прислушался к тишине.

Дождь тем временем барабанил по Артуровой плешке. Хотя Гупта был самым непосредственным образом причастен к тому, что Артуру отказали в бессрочном контракте, он почему-то никак не мог избавиться от тягостного желания угодить декану. В конце концов, тот был выдающимся ученым: в 60-х экспериментировал с хемилюминесценцией и параллельно (в свободное время) с псилоцибином. В результате был изобретен химический источник света — светящаяся палочка. Легендарное прошлое (увлечение психотропными препаратами, заветный патент на 3 774 022 доллара) позволило Гупте заручиться уважением как студентов, так и коллег — включая Артура. Заработав себе имя, декан бросил научную деятельность, стал выполнять исключительно административные функции и вдобавок увлекся гольфом. Как часто случается с преуспевшими в жизни людьми, Гупта почивал на лаврах и относился к своим менее успешным коллегам со смущенным презрением. Любое взаимодействие с деканом, который был старше его на десять лет, наталкивало Артура на мысли о ничтожности собственных достижений.

— Давайте договоримся о встрече.

Артур обмер:

— О встрече?..

— Загляните ко мне после весенних каникул. — Гупта демонстрировал свой сипловатый голос, позолоченный аристократическим выговором, как дорогие часы, которые большую часть времени проводят под манжетой рукава. — Мне нужно кое-что с вами обсудить.

Ну все. Это конец. Много лет подряд Артур вел пять курсов в семестр, затем ему стали давать только четыре, потом три и наконец — два… Его зажимали в клещи. И теперь решили прикончить. Он поморгал, чтобы отогнать эту мрачную мысль.

— После каникул. Договорились!

Декан сложил руки на груди. Окинул Артура оценивающим взглядом.

— У вас все хорошо?

— Да, все прекрасно.

Гупта еще секунду помолчал, присматриваясь к нему:

— Вот и славно. Славно. Ну бегите, прячьтесь от дождя, хм?

Артур кивнул и поспешил к Гринлиф-холлу, поднялся по лестнице и вошел в библиотеку африканистики. Скорей, скорей найти книгу — единственную свою отраду. Перед глазами Артура почему-то застыла такая картина: книги нет на полке, два массивных соседних тома наглухо сомкнулись.

Но нет, она стояла на месте — между «Развенчанием Конрада» Алисон Мердок и «Осмыслением апартеида» Честера Эмброуза. Артур сорвал ее с полки и просидел сорок пять минут, внимательно изучая содержание и проверяя каждую страничку на предмет повреждений.

Когда он вышел из библиотеки, небо уже прояснилось. Подавители сигнала здесь не работали, и телефон тут же тренькнул: пришло письмо от сына.

Он сообщал, что едет домой.

Артур мгновенно забыл про встречу с деканом, вернулся в квартиру Ульрики и быстренько сообразил примирительный ужин — запеченную семгу, свое единственное фирменное блюдо. Приправы он практически не использовал («С чесноком и так не соскучишься»). Через час пришла Ульрика, и он с порога сообщил ей, чтобы на следующей неделе она его не ждала.

— Почему? Не понимаю.

Он поманил ее пальцем, приглашая за накрытую скатертью кухонную стойку.

— Наверное, уже остыло. Давно тебя жду.

— Ты же знаешь, что по пятницам я работаю допоздна.

— Неопытный повар слишком рано достает семгу из духовки, боится пересушить. Тут необходимо проявить терпение и выдержку. Не торопить события.

— Артур.

— Что?

— Это из-за ссоры? Из-за нашей дурацкой перепалки среди ночи? Я еще ничего не реши…

— Нет. Дело не в этом… Ладно, слушай. Я тебе все расскажу. Я позвал домой детей.

На подбородке Ульрики появилась ямочка: новые выражения всегда образовывали нечитаемый шрифт Брайля на ее лице, только не выпуклый, а, наоборот, впалый.

— Я тебе уже говорила, — сказала она. — Мне неинтересны твои дети. Я не хочу о них слышать.

В самом начале отношений Ульрика недвусмысленно дала Артуру понять, что не желает ничего знать о его детях и больной жене — особенно о жене. От чувства вины она избавилась очень просто: выждала время. Немного терпения — и вуаля, Артур перестал быть женатым мужчиной. Но любая сколько-нибудь ощутимая мысль о Франсин выбивала ее из колеи. В тот вечер, когда Артур впервые произнес имя супруги, Ульрика выпила две таблетки «бенадрила», бутылку «мальбека» и улеглась спать в надежде стереть его из памяти. Но дети-то, дети умирать не собирались!

— Я не хочу быть им матерью, — заявила она.

— А я тебя и не прошу! Наоборот, пока они в городе, лучше исчезни с радаров — это очень поможет делу.

— Значит, сперва я говорю тебе, что уезжаю. Ты просишь меня остаться. А теперь сам же хочешь, чтобы я уехала. Артур, я запуталась.

— Да я не прошу тебя уезжать. — Он посмотрел на розовое филе, надеясь привлечь внимание Ульрики к богатому белками символу серьезности его намерений. — Мне нужно подготовить дом.

Она нахмурила тонкие брови. Артур никогда не расспрашивал ее о жизни до Сент-Луиса, но по случайным ремаркам понял, что родители Ульрики работали в государственных учреждениях. Отец — инженер в сфере гражданского строительства (Артур решил обойтись без подробностей), а мама, видимо, школьная учительница. Собрав по крупицам нехитрый семейный портрет, Артур пришел к выводу, что Ульрика выросла в семье матерых франкфуртцев — простых, как оглобля, реалистов, не привыкших рассусоливать и церемониться, — и унаследовала эти качества.