Эндрю Ридкер - Альтруисты

Франсин училась в университете и пополняла запас психиатрических терминов, которые с завидным энтузиазмом применяла к своим родителям. Все детство она мечтала о бегстве из Дейтона и о любой другой семье, кроме собственной. Однако теперь, на четвертом курсе, Франсин принялась лелеять крошечное зернышко сочувствия, которое еще испытывала к родной матери — обыкновенной дезадаптированной личности с истероидным расстройством и умеренной дерматилломанией, которая лучшие годы своей жизни потратила на попытки образумить мужа с монополярной депрессией и целым ворохом околоэдиповых проблем. Как ни странно, эти знания очень помогли Франсин. Ей стало намного легче, когда она поняла, что ее мать, хоть и не заслуживала прощения, была всего-навсего жертвой собственного разума и того времени, в котором жила.

Вместе с этим новообретенным сочувствием пришло и другое, куда более тревожное открытие. Быть может, миссис Кляйн, еженедельно звонившая дочери с вопросом, не удалось ли той забеременеть, была в чем-то права. Быть может, судьба тоже готовила ее к этому шагу. Быть может, они даже сговорились, какая разница? В декабре 1980-го двадцатисемилетняя Франсин решила — осознала? — что хочет ребенка.

Артур не разделял ее энтузиазма.

— Ты же ненавидишь мать. И вообще — всех матерей. В целом.

— Я никогда такого не говорила.

— Да ты постоянно об этом говоришь! Не ты ли заявила вчера на кухне: «Чем старше я становлюсь, тем тверже убеждаюсь, что моя мать была не исключением, а правилом»?

— Я не то имела в виду. Маме, как и большинству женщин ее поколения, нелегко пришлось: многие из них страдали недиагностированными расстройствами — наследственными либо спровоцированными обществом, — поэтому ее поступки были скорее симптомом, нежели…

— Еще ты сказала, что тебе одновременно досадно и радостно: с одной стороны, это означает, что ты нормальная, а с другой — лишает тебя права жаловаться.

— Артур! Я ничего не говорила про «право жаловаться». Я говорила про «гордость преодоления». Выходит, я не боролась со злом. Просто моя мать страдала психическим расстройством.

— Мне запомнилось иначе. Как бы то ни было, разговор на эту тему может подождать. В моей голове сейчас просто нет места для подобных мыслей.

Она перевернулась на другой бок и едва не упала с кровати: так мало места оставляли ей амбиции мужа. Они полностью захватили его внимание — как любовница, пророчески подумала Франсин. Ей не нравилась отчужденность Артура. Хотелось, чтобы он наконец сосредоточился на том, что уже имеет, — на ней, к примеру. Однако она завидовала его видению, его умению мыслить будущим и даже не представляла, каково это — мнить себя потенциальным творцом истории, Великим Умом. Когда Артур пребывал в хорошем настроении, его амбиции бодрили, приводили в восторг и так чудесно пьянили… Но когда он падал духом, как сейчас, его разглагольствования начинали казаться Франсин нелепым и высокомерным донкихотством, вызывали тошноту и головокружение.

Она объясняла его кислое настроение стрессом на работе. До недавних пор он занимался разработкой своего личного проекта — недорогого, быстро отвердевающего материала, который мог бы однажды прийти на смену бетону. В него входила особая паста, сокращавшая количество цемента, необходимого для приготовления смеси. Он занимался этим весь год: консультировался с инженерами-материаловедами, задерживался в офисе для проведения испытаний на прочность и пренебрегал прямыми рабочими обязанностями. Увы, эксперименты не увенчались успехом: новый материал действительно получился дешевле цемента, но значительно уступал ему в прочности. Его нельзя было использовать для строительства таких крупных конструкций, как мосты и торговые центры. Арматура тоже не спасала. Артур пришел в ярость, когда начальник сообщил ему о решении закрыть проект.

— Это же новинка, — взмолился он, — инновационный материал! Неужели вы не дадите ему шанс?

— Инновационный или нет, какая разница, если вы так и не нашли ему практического применения?

— Найдем, обязательно найдем! Я что-нибудь придумаю, обещаю!

— Нет смысла. Никому не нужен более дешевый и быстро застывающий бетон — нет такого запроса, понимаете? Обычный бетон всех устраивает. Я разрешил вам заняться этим проектом, потому что мне понравился ваш запал, и вы обещали, что это не помешает вашей основной деятельности…

— Мой запал не остыл! У проекта определенно есть будущее…

— Позвольте задать вам вопрос, — сказал начальник. — Только ответьте честно, пожалуйста. Вы занимаетесь этим потому, что такой материал, на ваш взгляд, действительно кому-то нужен? Или вам просто надо к чему-то стремиться?

— Мне неприятны ваши намеки.

— Иными словами: вы делаете это ради других или ради себя?

— Я обязательно найду применение смеси!

— Она слишком хрупкая, Артур. Она никогда не пройдет сертификацию. По крайней мере, в нашей стране.

И вот однажды в середине января Артур сидел в кабинке университетского туалета с раскрытым на коленях журналом «Тайм», как вдруг его осенило. Прямо током ударило — вот так идея! Быть может, ему удастся найти материалу применение в другой стране — сухой и жаркой, где он будет отвердевать еще быстрее и где законы не так строги, где катастрофически не хватает средств на строительство, где его вклад оценят по достоинству — если получится это провернуть, тогда он, Артур, станет не просто инженером, а гуманитарным гением. Со страниц «Тайм» ему улыбался новенький премьер-министр Зимбабве — очки, усы щеточкой… Артур поднял журнал к лицу и поцеловал.

Затем покраснел и поспешно вышел из туалета. На часах было только половина пятого, но он не вернулся за стол, а пошел прямиком в комнату отдыха, где у него хранились беговые лыжи. Артур вынес их на улицу и надел. Снег завалил и выбелил весь Бостон, спрятал машины. Артур стремительно несся по нерасчищенным улицам, то и дело увязая в свежем белом пухе, неуклюже вскидывая в воздух палки. Добравшись до своей квартиры на Кенмор-Сквер, он скинул мешавшие лыжи, бросил их внизу, взбежал по лестнице на третий этаж и, задыхаясь, поведал Франсин о своей затее.

— Прости, что ты сказал?! — Она сидела за столом, заваленным бумагами и учебниками.

Артур перевел дух. Щеки у него разрумянились от мороза, глаза блестели.

— Я буду строить прочные, недорогие, отвечающие современным санитарным требованиям общественные туалеты на территории Зимбабве.

Франсин заморгала:

— Ты серьезно?

— Да, серьезно. Что думаешь?

Что она думала? Ей не хотелось, чтобы он уезжал, — это во-первых. Но быть женщиной, которая мешает своему любимому претворять в жизнь мечты, хотелось еще меньше. Отношения Артура и Франсин находились на слишком зачаточной, слишком нежной стадии — если уже сейчас заронить в них семя такого долгоиграющего конфликта, ничего хорошего не выйдет. И потом, было что-то восхитительно захватывающее во всем этом, в Артуре, румяном и сияющем, припорошенном снегом, мечтающем о великих делах. Им двигали уже не бесформенные амбиции, а настоящая цель. Если Франсин разрешит ему уехать, если даст взрослому мужчине добро на подростковую выходку, он поймет, что такую женщину надо ценить. Через несколько месяцев он вернется — уставший от свободы и готовый к созданию семьи.