Эндрю Ридкер - Альтруисты

— Мне они показались милыми.

— Милыми?! А может, все-таки самовлюбленными? Эгоистичными? Мегаломаниакальными? Скажи хотя бы, что они странные и жуткие. Папа на них — эдакий белый спаситель.

— Зато у него довольный вид.

— В самом деле.

— Никогда не видел его таким счастливым.

Мэгги кивнула:

— И я.

— Ну, поэтому они мне и нравятся.

— Слушай, может, я сумасшедшая? Чувствую себя сумасшедшей. Он тебе мозги промыл, что ли? На балете?

— Он просто человек, — ответил Итан. — И мне кажется, в этот раз он действительно старается. Ты сама говорила, что все иначе. Разве мы не затем приехали?

— Ну да, ну да, — согласилась Мэгги. — В этот раз все иначе.

Она была настроена скептически. А куда деваться? Стоит потерять бдительность, сразу станешь уязвим — и, чего доброго, клюнешь на очередной коварный план отца. А тот явно что-то задумал. Что-то недоброе. Поэтому два часа спустя Мэгги крайне осторожно села в мамину старую машину.

— Позавтракала? — спросил ее Артур.

— Ага.

— Как следует подкрепилась? Домой мы еще не скоро вернемся.

— Откуда?

— Увидишь.

Она держалась целую минуту, пока отец выруливал на дорогу. С каждой секундой нервы сдавали все сильнее.

— Пап? Можно спросить тебя про… э-э… новый декор? В столовой?

— Конечно. Рад, что ты обратила внимание, — ответил он.

— Правда?

— Ну да. Я всегда хотел рассказать тебе про поездку в Африку.

Мэгги заморгала:

— Правда?

— Мне кажется, тебе это может быть интересно.

Она ощутила пульсацию в шее, в запястьях.

— Расскажи.

Артур почесал голову.

— В молодости, — начал он, — я хотел одного: быть хорошим человеком. Знаешь, даже забавно, ты ведь это унаследовала. У нас много общего, хотя ты пока думаешь иначе. Увы, с возрастом эмпатия дается все сложнее. Нужная мышца атрофируется. Ты поймешь, когда заведешь семью. Начинаешь думать только о себе, о своей ячейке, и вскоре забываешь, как это — думать о других. Но в юности я мечтал сделать что-то хорошее. Оставить след. Таким я был человеком. Мы с твоей мамой уже встречались, но еще не поженились. Я работал в инженерной фирме и придумал такой… э-э… строительный материал, который оказался никому не нужен в Штатах. — Артур опустил солнцезащитный козырек. — Я много читал о Зимбабве. У одного моего коллеги осталась там семья — родители. И я подумал: «Вот куда надо ехать. Вот где пригодится моя помощь!» Видишь ли, я хотел найти применение своему материалу. Он был дешев в производстве, а строить в сельской местности там гораздо проще: не нужны контракты, патенты, разрешения. Строй себе, сколько влезет. Вот я и строил. Общественные туалеты. Да, престижа в этом немного, зато дело действительно нужное, а работы я не боялся. Санитария. Если подумать, это ведь краеугольный камень любой цивилизации. Я получил грант. Может быть, ты видела мое предложение? Оно есть в библиотеке африканистики — небольшая книжка в твердом переплете. Раньше у нас и дома было несколько экземпляров, но все они сгорели в пожаре. — Артур помотал головой. — Словом, я пробыл там почти год. Строил недорогие, прочные, гигиеничные туалеты. Таков был замысел. Опыт оказался бесценный: у меня буквально открылись глаза. Никогда в жизни я не чувствовал такого душевного подъема, жизнь наконец обрела цель и смысл! Рос я, как ты знаешь, в бедной семье. Отец много работал и без конца пил — нет, кулаки не распускал, но и образцовым родителем его назвать было нельзя. Мы едва сводили концы с концами. По этому поводу у меня была затаенная обида на родителей, даже в университете — особенно в университете! Я это к чему? Мне казалось, я знаю, что такое нищета, но на самом деле до поездки в Зимбабве я и понятия не имел. И с тех пор мне кажется странным, как люди могут разбрасываться деньгами, зная, в каких условиях живут другие. Даже если они не видели, они же знают, все знают! Тем более теперь, в эпоху интернета. А я это видел собственными глазами и забыть уже не могу. Такой опыт полностью меняет человека. Все то время, пока я там был, я думал о тебе. То есть ты еще не родилась, конечно, но я думал о своих будущих детях. Как бы мне хотелось, чтобы они брали пример с меня. Гордились бы мной. Чтобы они выросли хорошими людьми. И сам я тоже хотел творить добрые дела. Я не приемлю лицемерия. Мы с тобой не такие уж и разные, Мэгги…

Пока Артур говорил, она ждала, когда же история примет неожиданный поворот. Когда все пойдет наперекосяк. Но вот отец уже остановил машину и выжидающе смотрел на нее — мол, я закончил, скажи что-нибудь.

— Что там за мальчик, — выдавила Мэгги.

— Не понял?

— Тот мальчик на фотографиях. Кто он.

Артур важно кивнул:

— Ах да. Рядом с нашей станцией жила семья, и у них был сын. Он к нам иногда заглядывал. Понимать друг друга мы не понимали, но это не мешало нам славно проводить время вместе. Хороший был мальчонка: просто приходил и смотрел, как я работаю. Мы с ним подружились, можно сказать. А те фотографии сделал мой коллега. На старый пленочный фотоаппарат. Недавно я их оцифровал и распечатал. Мне кажется, они немного оживляют дом, а ты как думаешь?

Немного оживляют дом .

Мэгги затрясло.

— Нет.

Артур вырубил двигатель:

— В смысле?

— Нет. Ты ошибаешься. Они не оживляют дом. По-моему, все ровно наоборот.

— Что ты такое говоришь?

— Я все знаю. Знаю, что там случилось.

Артур напрягся:

— Поясни.

— Я знаю про мух, пап! И про сонную болезнь!

Ее слова повисли в воздухе. Артур откашлялся:

— Итан тоже знает?

— Нет. Но должен бы. Не понимаю, как ты с этим живешь! Серьезно. Столько бед натворил… Наслал чуму на целую деревню — пусть и ненарочно, — а потом просто взял и уехал. Безнаказанно…

— Безнаказанно? — перебил он. — Безнаказанно?! А тебе не приходило в голову, что с тех пор я сам себя казню — каждый божий день?

— Это не одно и то же!

— Знаю, что не одно и то же! Знаю, черт подери! Я ждал кары всю жизнь! Каждое утро я просыпался и прислушивался… — Он хлопнул в ладоши. — Но нет! Ничего не менялось! Я по-прежнему чувствовал себя последним гадом! Но вот что я тебе скажу, дорогая моя. Когда день расплаты наконец настанет, приговор выносить будешь не ты. Можешь что угодно обо мне думать, таить на меня любые обиды, но ради бога — не суди меня за это! Ты просто не имеешь права. Тебя там не было.

Мэгги приросла к сиденью. Она и раньше слышала, как отец орет, но такого надрыва и самобичевания прежде за ним не замечала.

— Пойдем, — помотав головой, сказал он. — Давай постараемся не испортить утро.

Мэгги выглянула в окно. Она была так поглощена его историей, что даже не смотрела, куда они едут.

Приют для бездомных животных «Будущий друг» расположился в районе Хилл — итальянском квартале с пекарнями, церквями и пожарными гидрантами, раскрашенными в итальянский триколор. На углу Уилсон- и Маркони-стрит возвышалась во всем своем кирпично-терракотовом великолепии римско-католическая церковь Святого Амвросия. В миле от нее находился парк Саблетт, где некогда работал Женский дом призрения — в XIX веке там лечили и обучали необходимым для жизни навыкам проституток.