Эндрю Ридкер - Альтруисты

— Увы, нет! Книгу никому не выдавали. Она просто потерялась или…

— Или?..

— Или ее украли.

Впрочем, Артуру уже и так ясно: все пропало. Конец. Ни к чему хорошему это не приведет. Это существование. Оно никогда не приводило ни к чему хорошему.

— Мне бы очень хотелось помочь, честное слово…

Не успевает он договорить, как Артур наносит удар.

Странное, должно быть, зрелище явилось взору студентов, которые болтались по кампусу тем апрельским днем — перемещаясь между библиотеками, митингами, встречами оргкомитетов, флешмобами и семинарами: препод с факультета машиностроения сидит на мокрой траве у библиотеки африканистики, перекинув через плечо твидовый пиджак. Было что-то противоестественное в том, что взрослый человек — ученый — сидит на земле. Особенно в столь изнуренно-непокоренной позе ребенка на последней стадии истерики, вставшего на долгий и мучительный путь к признанию своего поражения. Он сидел, скрестив ноги. Закрыв лицо ладонями. Издалека могло даже показаться, что он упал. Но любому, кто отваживался присмотреться, было ясно: этот человек просто решил присесть.

Возле него полукругом стояли: Итан, Мэгги, LOREM IPSUM и один весьма дюжий представитель дэнфортской службы безопасности. Все в состоянии боевой готовности — как расстрельная команда.

После долгих переговоров, упрашиваний и клятвенного обещания проспонсировать пошив новой формы для сотрудников службы безопасности Итану все же удалось уговорить охранника не задерживать Артура. Будущий дизайнер остался цел и невредим: каким-то чудом на его теле не было ни единой царапины, синяка и иных следов происшествия. Отделался легким испугом. Артур сбивчиво принес необходимые извинения — сперва парню (за недоразумение), затем охраннику (за то, что тому пришлось под проливным дождем тащиться сюда на сегвее). Все это время над Артуром висело укоризненное лицо покойной жены, в роли которой выступила его единственная дочь.

Пока он плескался на газоне, Итан отвел Мэгги в сторонку.

— Что будем делать? — спросил он. — Как нам теперь быть?

— Нам с тобой?

— Да. Тебе и мне.

Мэгги нахмурилась, поставила руки на пояс и окинула взглядом университет — средоточие их семейной жизни. Университет, который мечтал лишь об одном: чтобы страна наконец признала его достойным учебным заведением.

— Мы уедем.

— Так.

— И что будет с папой? — Кривой нос Итана засвистел.

— Все с ним будет хорошо.

Они дружно обернулись на отца, который все еще сидел на земле в мокрых насквозь джинсах. Мэгги покачала головой:

— Рано или поздно он оклемается. Вот увидишь.

Район Юниверсити-Сити был не чужд страстей, одолевающих всех обитателей давшего ему имя учебного заведения. Май в Дэнфорте был месяцем, когда люди строили планы, ложно скромничали и без конца проверяли почту. Будущие выпускники отчаянно пили и заранее предавались ностальгии. Юные пары распадались или — с нездоровым оптимизмом членов секты конца света — решали попытать счастья в любви на расстоянии. Любому косому взгляду и малейшим переменам погоды присваивался излишне глубокий смысл. Непростой был месяц. Кругом одни сплошные метафоры. Многие открыто плакали: от чувств, от пыльцы.

Для небогатых сыновей и дочерей среднезападного Гарварда годы ободряющих хлопков по спине и позитивного подкрепления подошли к резкому и неотвратимому концу. Если у студентов, приехавших с Восточного побережья, были связи в банках, а у сокурсников с Запада — знакомые в Кремниевой долине, то у подавляющего большинства выпускников Дэнфорта не было ни того ни другого. Они присмирели и начали морально готовиться к жизни в стране с разрушенной экономикой, о которой им рассказывали на протяжении четырех лет. Раньше родители напутствовали: «Меть высоко». А когда дело дошло до поиска работы, стали говорить: «Умерь ожидания». Увлеченность и амбиции больше никого не волновали. Зато соцпакет — еще как. Но в общем и целом студенты по весне были полны надежд, предвкушения новой жизни. Перспектива работы «от звонка до звонка» пока еще интриговала. А этот волшебный день зарплаты! Для выпускника филологического факультета, которому посчастливилось устроиться на работу в Фонд Поэзии, начальные тридцать тысяч долларов в год казались фантастической суммой — столько денег и потратить-то нельзя! Массово рассылались резюме, добывались рекомендательные письма. Фулбрайт. «Амери-Корпус». Тридцать выпускников обрели заветную должность в приемной комиссии университета: они интервьюировали юных абитуриентов с горящими глазами и учили телефонному этикету первокурсников, которым было поручено обзванивать спонсоров. Племя несчастных с диагнозом «клиническая депрессия» — а таких среди студенчества набиралось до 15 % — наконец почувствовало едва ощутимое облегчение.

За несколько дней до вручения дипломов один популярный член еврейского братства поскользнулся на крыше общаги и сорвался вниз, чем едва не вверг весь Дэнфорт в публичный траур. К счастью, юноше удалось избежать смерти — он отделался растяжением запястья. Братья и сестры по факультету подписали для него несколько открыток и направили их по адресу городской многопрофильной больницы, где пострадавшему накладывали гипс, после чего с облегчением вернулись к своим делам. Будущее, казалось, было совсем близко — рукой подать.

В студенческой газете «Дэнфортский журнал» вышел материал о стычке Артура с библиотекарем. Заголовок, выделенный «капслоком», гласил: «ПРОФЕССОР НАПАЛ НА СТУДЕНТА ИЗ МАЛОИМУЩЕЙ СЕМЬИ». Небольшую размолвку — к ужасу Артура — они назвали «нападением». Татуированный библиотекарь вдруг превратился в «студента из малоимущей семьи»! Можно подумать, классовая принадлежность и достаток потерпевшего имели какое-то отношение к ссоре.

Прежде чем Артур успел отчитать главного редактора газетенки, прозванной в народе «Ди-журом», ему пришло электронное письмо от секретаря декана Гупты. Напоминание о намеченной встрече. «Когда вам удобно подойти?» Артур обрушил кулаки на клавиатуру, вылетел из кабинета, стремительно прошагал по двору главного кампуса и вломился к декану.

— Только не говорите, что он подал в суд!

Гупта поднял голову:

— Простите?

— С парнем все нормально, — сказал Артур. — На нем ни царапинки!

Вслед за Артуром в кабинет вошла молодая женщина на каблуках и в юбке-карандаш. Она старалась шагать как можно шире, но наряд не позволял.

— Прошу прощения, декан Гупта! — воскликнула она. Ее грудь колыхалась под тонкой блузкой. — Он ворвался без ра…

— Все хорошо, Лола. Артур, присаживайтесь.

Секретарша злобно уставилась на Артура, потом развернулась на каблуках и вышла. «Силы небесные, — подумал он, подняв взгляд от круглых полумесяцев под ее юбкой к сводчатому потолку кабинета и случайно унюхав мощный аромат декановой туалетной воды с нотами кедра и кардамона. — Лола! »