Эндрю Ридкер - Альтруисты

Мэгги закрыла глаза:

— Объясни толком, в чем дело!

— Я хотел попросить, — засмеялся Артур, — чтобы вы помогли мне выкупить дом. Вот, даже речь придумал! — Он сунул руку в карман и достал оттуда сложенный листок бумаги. — Но теперь… теперь я понял, как это было глупо с моей стороны. Теперь, когда вы здесь, разговариваете со мной, я сознаю, что все это не имеет значения. Вы, мои дети, семья — вот что важно. За меня не волнуйтесь. Я найду себе жилье. Без крыши над головой не останусь. — Он сунул речь обратно в карман.

— Что-что ты хотел сделать?! — вопросила Мэгги.

— Каким образом мы должны были тебе помочь? — уточнил Итан.

— Деньгами вашей матери, разумеется.

— Мамиными деньгами?

— Да. Брось, сынок. Ни к чему эти игры. Ты все понимаешь.

— Нет, честно, какими деньгами я должен тебе помочь? — спросил Итан.

— Теми, что завещала тебе Франсин.

— Но я на мели, — сказал Итан.

— Что-что?

Мэгги хлопнула себя по бедру:

— Так и знала!

— Я все потратил. У меня нет денег, — сказал Итан.

В воцарившейся тишине Артур впервые услышал, что на улице идет дождь. Видимо, он шел уже давно, с самого начала их разговора: холодные капли барабанили по окнам дома.

— Не понимаю…

Итан покачал головой:

— А что тут непонятного? Я потратил все деньги. Купил квартиру в Нью-Йорке, в Кэрролл-гарденс. А потом ушел из фирмы.

— То есть — с работы.

— Ну да.

— Так ты не работаешь? — Артур был вдвойне озадачен. Естественный ход вещей нарушен: сын вышел на пенсию раньше отца!

— Да. Уволился.

— Но…

— Не «но». А «и».

Артур подался вперед:

— И?..

— И я в долгах.

— В долгах… — Артур потрясенно смотрел на сына, а именно — на его распухший фиолетовый нос.

— Да. Квартира-то в историческом районе. Такое жилье стоит денег. Я могу снова устроиться на работу — ну, то есть мне придется это сделать, причем в ближайшее время. Но я все тянул, ждал чего-то — сам не знаю чего. Но больше не жду. Я даже хотел попросить у тебя взаймы… Теперь, конечно, не стану…

В сердце Артура царило смятение. Он не привык бороться с несколькими чувствами одновременно. Нежность переросла в шок. И гнев. А еще он испытывал облегчение: выходит, сыну он тоже нужен!

Но в основном, конечно, его обуревал гнев.

— Как можно было потратить такую сумму? Да еще уволиться? О чем ты думал? Как ты живешь?

— Как-то живу.

— Нью-Йорк — дорогой город! — выплюнул Артур. — Что ты… что ты ешь?

Итан повесил голову. Артур наблюдал, как его сын ссутуливается, скрючивается, словно строчная «р» в слове «надрыв». Он повернулся к Мэгги:

— А ты?

— Что я?

— Только не говори, что тоже потратила деньги!

— Мамины?

— Да! Мамины деньги!

— Нет, что ты. Нет-нет.

На шее Артура вздулась толстая вена.

— Хорошо, — сказал он, отирая лоб. — Отлично… Но ты, конечно, не поможешь мне выкупить дом?

— Я отказываюсь от наследства.

— Не понял?

— Хочу все раздать.

Гнев вспыхнул с новой силой. Он множился и порождал новый гнев. Не выпуская его наружу, Артур выдавил одно-единственное слово:

— Почему?

Мэгги всплеснула руками и уронила их на колени.

— Да от этих денег никакого толку! Посмотри, что они сделали с Итаном. Это же ходячая катастрофа! — Она повернулась к брату. — Без обид. У тебя кровь течет из носа. На диван.

Тот промокнул нос салфеткой.

— А ты?! — продолжала Мэгги. — Пап, я не хочу такой жизни. Не хочу покупать дом, который изначально был для нас слишком велик. В элитном районе. Зачем он? Послушай. Шуто-Плейс не имеет никакого отношения к реальному миру.

— Мэгги…

— Тебе самому-то хоть здесь нравится? Работу ты ненавидишь, это я уже поняла. Слушай. Я не знаю, что сделаю с мамиными деньгами, но на себя их точно не стану тратить.

— Так потрать их на дом!

— Нет. Извини.

— Ты не понимаешь! — вскричал Артур. — Ты. Можешь. Спасти. Наш. Дом. Господи… я ведь передумал вас просить! Хотел избавить вас от неприятного разговора!

— Это не мой дом. Я здесь больше не живу. И Итан тоже.

В животе у Артура все перевернулось, к горлу подступила и сразу отхлынула тошнота. В конце XIX века его предки сбежали от негласно разрешенных властями одесских погромов и каким-то чудом пережили все тяготы путешествия через океан без гроша за душой. Артуров прапрадед торговал вразнос вонючей рыбой в Нижнем Ист-Сайде, чтобы его сын сумел открыть крошечную обувную лавку, а внук — стать стоматологом, правнук — инженером, а праправнук смог… что? Погрязнуть в долгах? А праправнучка — разбазарить наследство?

— Неужели этим все и закончится? — вопросил Артур. — Мы просто тихо зачахнем в нищете? А?

— Ты не откажешься от денег, — сказал Итан.

— Еще как откажусь.

— Легко сказать.

— Почему все думают, что я на это не способна?! — возмутилась Мэгги.

— Дочь, — сказал Артур, подавив рвотный позыв, — ты не ведаешь, что творишь.

— А мне кажется, ведаю.

И тут картинка наконец сложилась. Фотографии. Приют. Балет. Все фрагменты уик-энда встали на свои места. Странный запах, преследовавший ее повсюду… Она наконец смогла понять, чем пахло в доме. Мэгги с колотящимся сердцем вспомнила одну Артурову фишку из ее детства. Папину Пошлину. Началось все с безобидной хеллоуиновской шутки: «Дай-ка сюда эту „Миндальную радость“, детка, пришла пора заплатить Папину Пошлину», но с годами она переросла в патологическую перверсию. Артур взимал Папину Пошлину со всего, что она когда-либо получала или выигрывала. Когда Мэгги соглашалась посидеть с соседскими детьми, он брал с нее плату за посреднические услуги — процент за наводку. Ей пришлось отдать отцу 15 % от своего первого летнего заработка (она устроилась кассиром в магазин игрушек) — «за бензин», ведь он возил ее с утра на работу. Он таскал еду с ее тарелки, хотя на столе и так было всего достаточно — просто чтобы лишний раз напомнить, кто в семье главный добытчик. И все четыре года в Дэнфорте, до самой смерти Франсин, Артур регулярно давал Мэгги понять, что после окончания университета она начнет выплачивать ему сумму, вложенную в ее образование. «За тобой должок», — сказал он ей открытым текстом. Выходит, за отцовство полагается какая-то плата?! А дети — это такое капитальное вложение, которое должно окупиться сторицей и желательно в виде наличных?

— Погоди-ка… — сказала Мэгги. — Так ты для этого нас позвал? Да? Хотел получить мамины денежки? Все затевалось с одной-единственной целью…

— Мэгги. Мэгги, постой…

— О господи.

— Не все, слышишь? Не все…

— Мало того, что ты заточил маму в этой клетке, в этом городе, мало того, что ты ей изменял — пока она лежала на смертном одре! Теперь ты решил захапать и ее деньги!

— Я никого никуда не заточал.