Карина Ян Глейзер - Вандербикеры с 141‑й улицы [litres]

– Отлично ты придумал, Оливер, – сказала Иза, убирая одеяла в сумку для СОКа. – Пожалуй, у нас что-нибудь да выйдет.

– Вот видите, – бросил Оливер через плечо, отходя к пожарной лестнице. Пиратская сабля покачивалась у него на поясе. – Я же сказал, что во мне полно хитроумия!

На следующее утро Гиацинта проснулась от бодрого свиста батареи. Обычно она вставала в приподнятом настроении, но сегодня девочке казалось, будто она проглотила целый ворох иголок и они колют живот изнутри. Всё-таки наступила суббота, и операция «Байдерман» официально началась. В окно виднелись красные сухие листья, цепляющиеся за ветви древнего клёна, отказываясь слетать на землю до самого последнего момента.

Гиацинте даже не пришлось оглядываться на Лэйни, чтобы понять – сестра ещё спит. Лэйни забавно посвистывала во сне. Гиацинта слезла с верхнего яруса двухэтажной кровати, спустилась на пол, надела домашние тапочки в виде мишек и свой любимый пушистый свитер, который утащила у Оливера, и на цыпочках подошла к двери, переступив через дремлющего Франца. Она осторожно повернула ручку, чтобы та не скрипнула.

Несмотря на то что Гиацинта была предпоследней по старшинству в семействе Вандербикеров, ей часто казалось, что она скорее где-то посерединке. Конечно, Оливер родился несколькими годами раньше, но в то же время он был единственным мальчишкой, а это важная деталь. Близняшки, само собой, были ровесницами, значит и позицию занимали одну. Так вот, если не считать Оливера, получалось, что Гиацинта как раз посередине: младше близняшек и старше Лэйни. При этом её окружали шумные, храбрые, притягивающие к себе внимание сёстры и брат. Поэтому, чтобы больше времени проводить с родителями, Гиацинта приучилась вставать рано.

Она тихонько спустилась на первый этаж. Папа сидел на диване с кружкой горячего кофе и увесистой на вид книгой. Паганини прыгал причудливыми зигзагами по ковру в гостиной, время от времени взмывая в воздух и кружась, словно он пробовался на роль в спектакле на Бродвее. Джордж Вашингтон лежал на спине и лениво замахивался лапой на кролика, когда тот проносился мимо.

Гиацинта обошла питомцев и устроилась на диване рядом с папой. Он приобнял дочку за плечи и притянул к себе. От него приятно пахло кофе и мятными леденцами.

– Папа, почему Байдерман так сильно нас ненавидит? – спросила Гиацинта.

Папа поцеловал её в лоб.

– Ненависть – слишком сильное слово, милая. Конечно, он вас не ненавидит. Просто он несчастный человек, и вы тут ни при чём.

Гиацинта подумала про миссию, которую они наметили на сегодняшнее утро, и обрадовалась, что удастся сделать Байдерману что-то приятное. Потом ей стало стыдно за то, что она боится идти на задание, хоть остальные ребята и выбрали именно её.

– Папа? – позвала Гиацинта.

– Да?

– Как мне стать храбрее?

Гиацинта сощурилась и ближе прижалась к папе. Она боялась услышать, что храброй ей никогда не стать.

– Что ты, Гиацинта, ты и так очень-очень храбрая! – ответил папа.

– Правда? – ахнула Гиацинта и распахнула глаза.

– Правда, – подтвердил папа. – Чтобы быть щедрым, тоже нужна храбрость. А ты удивительно щедрая. Не всем хватает смелости быть такими же любящими и заботливыми.

Гиацинта задумчиво посмотрела на Паганини, который грыз книжку, и на Джорджа Вашингтона, который деловито вылизывался. Папа тоже поглядел на питомцев и улыбнулся:

– Пока человек не полюбит животное, часть его души остаётся непробуждённой.

Гиацинта взглянула на отца.

– Папочка, что это значит?

– Это значит, что звери по-особенному нас радуют. Я повторил слова одного француза, Анатоля Франса [15] Анатоль Франс – французский писатель и литературный критик (1844–1924). , который сказал это много лет назад.

Тут на втором этаже скрипнула дверь, потом другая, и тихое утро для папы и Гиацинты закончилось. В ванной открылся кран, и вода зажурчала в трубах. Гулкий «бум» возвестил о том, что Оливер спрыгнул на пол, не добравшись до нижней ступеньки лесенки своей кровати-чердака.

Послышался шум шагов в коридоре наверху. Они затихли у лестницы. Это проснулась Лэйни. Она спускалась медленно, перешагивая со ступеньки на ступеньку, и те весело скрипели в ответ. Добравшись до низу, она помчалась к папе, забралась к нему на колени и уткнулась в живот.

Так они провели несколько бесценных минут – папа и две младшие дочки, – пока не проснулись все остальные, а за окном не послышался привычный городской шум.

Через десять минут дом уже гудел от шагов и разговоров, открывались и хлопали двери, скрипела лестница. Когда Иза спустилась на первый этаж, она увидела Оливера с примятыми с одной стороны волосами, который сидел на табурете у кухонного столика и неотрывно смотрел в открытую книгу. Иза пододвинула к нему другой табурет и села рядом.

– Как думаешь, нам правда удастся растопить сердце Байдермана за четыре дня? – спросила она, убирая волосы за спину и заплетая их в длинную косу.

Оливер заговорил, не поднимая взгляда:

– Конечно, и давайте уж заодно спасём Америку от денежного кризиса, а косаток от вымирания.

Иза помолчала немного, а потом спросила:

– Это значит «нет»?

– Честно говоря, – ответил Оливер, – понятия не имею.

– Мне твоя идея очень понравилась.

– Правда? – взбодрился Оливер.

– Конечно, – заверила его Иза. – У меня доброе предчувствие.

– Тогда выслушай свежую мысль, – сказал Оливер, закрывая книгу. – На задание пойдут Лэйни, Гиацинта и Джесси. Сначала Джесси взломает дверь в квартиру Байдермана. Там Гиацинта устроит ему пытку иголками для шитья. А потом Лэйни будет его зацеловывать и душить в объятиях, пока он не…

– Надеюсь, первый план всё же сработает, он поймёт, какие мы замечательные, и попросит нас остаться, – прервала Иза брата.

Оливер ухмыльнулся:

– Жалко, ты слишком добрая. А так и тебя можно было бы задействовать…

Пока Оливер с Изой обсуждали операцию «Байдерман», Гиацинта ходила наверх за фетром. Теперь она спустилась на первый этаж, уселась на ковре в гостиной и принялась вырезать из красной ткани круглые салфеточки под веточки остролиста. Франц какое-то время наблюдал за ней с печальным видом, свойственным только бассет-хаундам, а затем подбежал к своей миске и начал старательно подталкивать её к девочке, пока та не уткнулась Гиацинте в колено.

Гиацинта тут же поняла, насколько всё плохо, и воскликнула:

– Ой, бедняжка Франц! Извини! Ты, наверное, умираешь с голоду!