Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

– Почему вас не освободили под залог?

– Потому что они уверены, – фыркнул Хищник, – что я изнасиловал какую-то официантку, а потом ее заколол.

Похоже, в этой тюрьме все считали себя невиновными. До сих пор Питер, лежа на своей скамье, пытался внушить себе, что он здесь особенный. Оказалось, ничего подобного. Интересно, Джордан воспринимал его слова так же, как он – слова Хищника?

– Эй, ты здесь? – снова подал голос сосед.

Питер молча лег и отвернулся к стене. Хищник еще несколько раз пытался заговорить с ним, но безрезультатно.

Патрик в очередной раз был поражен тем, насколько моложе судья Кормье выглядит, когда не носит мантию. Она открыла ему дверь: джинсы, собранные в хвост волосы, кухонное полотенце в руках. Джози стояла у нее за спиной. Произошедшее словно бы смыло с лица девочки всякое выражение. Патрик, разговаривая с другими пострадавшими, уже десятки раз видел этот отсутствующий взгляд. Джози была недостающим звеном цепи. Она была единственной, кто видел, как Питер застрелил Мэттью Ройстона. И единственной, чья мать знает все тонкости судебной системы.

– Здравствуйте, Ваша честь. Здравствуй, Джози, – сказал Патрик. – Спасибо, что разрешили зайти.

– Вы напрасно теряете время, – ответила судья, в упор глядя на него. – Джози ничего не помнит.

– При всем уважении к вам, Ваша честь, я должен услышать это от нее самой. Это моя работа.

Патрик приготовился к спору, но судья посторонилась и впустила его. Он украдкой оглядел прихожую: на антикварном столике горшок с вьющимся растением, на стенах со вкусом подобранные пейзажи. Так вот, значит, как живет судья! А его, Патрика, собственное жилище, вернее, место, куда он приходил с работы, чтобы через несколько часов опять уйти, было скорее похоже на гараж, заваленный нестираным бельем, старыми газетами и просроченной едой.

– Как голова? – спросил Патрик у Джози.

– Еще болит, – ответила она так тихо, что ему пришлось напрячь слух.

Патрик снова повернулся к судье:

– Где бы я мог несколько минут поговорить с вашей дочерью?

Его провели на кухню – точно такую, какую он себе представлял, когда думал, какой могла бы быть его жизнь, если бы он выбрал другую профессию. Шкафчики вишневого дерева, солнечный свет, обильно льющийся через эркер, блюдо с бананами на столешнице. Он сел напротив Джози, ожидая, что судья усядется рядом, но она, к его удивлению, сказала:

– Если понадоблюсь, я буду наверху.

Джози умоляюще посмотрела на мать:

– Может, останешься?

Патрик увидел, как в глазах судьи мелькнуло что-то похожее на сожаление, но прежде, чем он успел это расшифровать, оно исчезло.

– Ты же знаешь, я не могу, – мягко произнесла она.

Собственных детей у Патрика не было, но он прекрасно понимал: если бы его ребенок пережил подобную трагедию, то он бы ни на шаг не захотел его отпускать от себя. Что именно происходит между матерью и дочерью, Патрик не знал, но одно знал наверняка: ему лучше не влезать.

– Детектив Дюшарм, я уверена, бережно отнесется к твоим чувствам.

В ответ на это отчасти пожелание, а отчасти предостережение Патрик кивнул. Хороший полицейский всегда старается защищать людей и помогать им, но если по вине преступника пострадал кто-то, кого ты знаешь, ставки возрастают. Не жалеешь времени, чтобы лишний раз снять телефонную трубку, перестраиваешь свой график так, что все остальные дела отходят на второй план. Несколько лет назад, после того случая с его подругой Ниной и ее сыном, Патрик уже испытал это на себе, причем более остро, чем сейчас. С Джози Кормье он не был лично знаком, но ее мать работала в правоохранительных органах, причем на самом верху. Поэтому с девочкой следовало проявлять особую осторожность. Проводив Алекс взглядом, Патрик достал из кармана блокнот и карандаш.

– Ну так как у тебя дела? – спросил он.

– Только не притворяйтесь, будто вам не все равно.

– Я не притворяюсь.

– Мне вообще непонятно, зачем вы пришли. Кто бы вам что ни сказал, те ребята все равно не оживут.

– Это правда, – согласился Патрик, – но прежде чем Питер Хоутон предстанет перед судом, мы должны выяснить все подробности произошедшего. Меня самого, к сожалению, там не было.

– К сожалению?

Патрик опустил взгляд:

– Иногда мне кажется, что лучше быть среди пострадавших, чем знать, что не сумел предотвратить убийство.

– Я там была, – сказала Джози, потрясенная его словами, – но тоже не смогла ничего предотвратить.

– Это не твоя вина.

Джози посмотрела на него так, будто очень хотела принять его слова на веру, но знала, что он заблуждается. Действительно, разве Патрик мог в чем-то ее убедить? Он сам часто спрашивал себя, как все сложилось бы, если бы в тот момент он был в школе. Сумел бы он обезоружить Питера Хоутона, пока никто не пострадал?

– Я не помню, как это произошло, – сказала Джози.

– Как оказалась в спортзале, тоже не помнишь? – (Она покачала головой.) – Как бежала туда вместе с Мэттом?

– Нет. Я даже не помню, как встала и как приехала в школу. У меня в памяти белое пятно, и я не могу через него перескочить.

Психиатры, которые работают с потерпевшими, говорили Патрику, что подобные провалы в памяти – это совершенно нормально. Таким образом сознание защищает себя от того, чего может не выдержать. В каком-то смысле он даже немного завидовал Джози: ему бы тоже хотелось забыть все то, что он увидел, и не переживать это снова и снова.

– А как насчет Питера Хоутона? Ты его знала?

– Его все знали.

– Почему?

– Он выделялся, – пожала плечами Джози.

– Потому что был не таким, как все?

– Потому что не старался приспособиться, – на секунду задумавшись, ответила Джози.

– Ты встречалась с Мэттью Ройстоном?

Глаза Джози мгновенно заволоклись слезами.

– Он любил, чтобы его называли Мэтт.

Патрик протянул ей бумажную салфетку:

– Джози, я очень сожалею о том, что с ним произошло.

– Я тоже, – сказала она и опустила голову.

Подождав, когда она вытрет глаза и высморкается, Патрик спросил:

– За что Питер мог невзлюбить Мэтта?

– Над Питером многие смеялись. Не только Мэтт.

«А ты?» – подумал Патрик. Он изучил тот фотоальбом, который изъяли при обыске у Хоутонов. Фотографии многих ребят были помечены, но погибли не все. Причин могло быть несколько. Вероятно, застрелить всех Питер просто не успел, или отыскать тридцать человек в школе, где тысяча учеников, оказалось не так просто, как ему думалось. В любом случае из всех фотографий, обведенных в кружок, только одна была вычеркнута. Только под одним портретом, под портретом Джози, Питер написал большими печатными буквами: «Пускай живет».

– Ты знала его лично? Вы ходили вместе на какие-нибудь занятия?