Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

Питер взял маркер и начал обводить фотографии.

Дрю Жирар.

Мэтт Ройстон.

Джон Эберхард.

Перевернув страницу, Питер на секунду остановился, а потом все-таки обвел портрет Джози Кормье.

– Останови, пожалуйста, машину, – сказала Джози Мэтту, поняв, что больше не может изображать, будто встреча с отцом прошла нормально.

Как только Мэтт затормозил, она открыла дверцу, выскочила и побежала через высокую траву в лес, где бросилась на ковер из сосновых иголок и заплакала. Чего она ждала от отца, Джози и сама не знала. Может быть, надеялась, что он примет ее, не ставя условий. Или хотя бы проявит любопытство.

– Джози? Ты в порядке? – подойдя, спросил Мэтт.

Она попыталась сказать «да», но от лжи ее уже тошнило. Почувствовав, как Мэтт гладит ее по голове, она заплакала еще сильнее: сейчас нежность резала больнее любого ножа.

– Ему на меня насрать!

– Тогда и ты на него насри! – сказал Мэтт.

Джози подняла глаза:

– Это не так просто.

Мэтт обнял ее:

– Ну не надо, Джо…

До недавних пор Джози всегда и для всех была Джози. Даже мама, насколько она помнила, не давала ей глупых ласкательных прозвищ типа Тыковки или Пуговки, как часто делают другие родители. Когда Мэтт стал называть ее Джо, она сразу вспомнила героиню «Маленьких женщин», и, хотя он наверняка не читал романа Луизы Мэй Олкотт, Джози было приятно ассоциировать себя с такой сильной, уверенной в себе девушкой.

– Так глупо… Я даже не знаю, почему плачу. Я просто хотела… понравиться ему.

– А вот мне ты ужасно нравишься. Это считается? – Мэтт наклонился и тронул губами ее мокрое лицо.

– Еще как!

Джози почувствовала его поцелуй сначала на щеке, потом на шее, потом за ухом – в том месте, от прикосновения к которому она всегда как будто растворялась. Все это пока было для нее непривычно, но каждый раз, когда они с Мэттом оставались наедине, он заманивал ее на шаг дальше. «Сама виновата, – говорил он и как-то странно улыбался. – Если б ты не была такой сексуальной, я бы смог удержаться и не трогать тебя». Эти слова сами по себе действовали на Джози как афродизиак. Сексуальная? Она? Как Мэтт и обещал, ей каждый раз становилось хорошо оттого, что она позволяла ему себя трогать, пробовать на вкус. Подпуская его все ближе и ближе, она словно бы готовилась прыгнуть со скалы: дыхание останавливалось, в животе порхали бабочки. Казалось, еще один шаг – и она полетит. Отрываясь от твердой почвы, Джози почему-то не думала, что может просто рухнуть вниз.

Ладони Мэтта блуждали у нее под майкой, ныряли под кружево лифчика. Их ноги переплелись, он прижался к ней всем телом. Когда он потянул вверх край ее футболки, она, кожей ощутив прохладу воздуха, внезапно опомнилась и прошептала:

– Сейчас нельзя, мы же бросили машину на обочине.

Мэтт задел зубами ее плечо и поднял глаза: взгляд был затуманенный, как от лихорадки или от наркотиков.

– Но я хочу тебя, – сказал он то, что говорил уже много раз.

Сегодня она не стала делать вид, будто не слышит.

Я хочу тебя…

Джози могла бы его остановить, но поняла, что не остановит. Он ее хотел, и сейчас именно эти слова были ей нужнее всего. На секунду Мэтт застыл, пытаясь понять: если Джози его не оттолкнула, это значит то, о чем он подумал? Она услышала шуршание пакетика с презервативом. Интересно, как долго он носил его при себе? Потом Мэтт, все еще боясь, что она передумает, дернул замок у себя на джинсах и поднял ей юбку. Она почувствовала жгучее прикосновение его пальцев, оттягивающих эластичную ткань ее трусиков. Раньше эта рука оставляла на коже горячий след, как комета. Джози говорила: «Хватит, не надо», а потом ощущала ноющую боль. Теперь все было по-другому. Мэтт перенес центр тяжести: и жжение, и давление усилилось.

– Ой! – вырвалось у Джози, и Мэтт заколебался.

– Не хочу сделать тебе больно, – произнес он.

– Давай.

Мэтт толкнулся бедрами вперед. Боль была ожидаемой, но все равно заставила Джози вскрикнуть. Мэтт ошибочно принял этот возглас за проявление страсти.

– Знаю, детка, – простонал он.

Она почувствовала его пульс, только не так, как чувствовала раньше, а изнутри. Он задвигался быстрее, дергаясь внутри ее, словно рыба, снятая с крючка и брошенная на причал. Джози хотелось спросить: было ли Мэтту тоже больно, когда он делал это в первый раз? Всегда ли ей будет больно? Может быть, всем полагается расплачиваться болью за любовь? Она уткнулась лицом в плечо Мэтта и постаралась понять, почему даже сейчас, когда он внутри ее, она все равно чувствует себя пустой.

– Питер, – сказала миссис Сандрингем после урока английского, – задержись, пожалуйста, на минутку.

Питер плюхнулся на стул и начал придумывать, как объяснить родителям очередную неудовлетворительную оценку. Вообще-то, миссис Сандрингем нравилась ему. Ей еще не перевалило за тридцать, и, пока она распространялась о грамматике или о Шекспире, нетрудно было представить себе, что не так уж давно она сама сидела за партой и гипнотизировала взглядом стрелку часов.

Дождавшись, когда остальные выйдут, Питер подошел к учительскому столу.

– Я хотела поговорить о твоем эссе, – сказала миссис Сандрингем. – Я еще не все работы проверила, но твою видела и…

– Могу переписать! – выпалил Питер.

Учительница вздернула брови:

– Но, Питер… Я поставила тебе «А».

Она отдала ему тетрадку, и он вперил взгляд в ярко-красную букву на полях. Эссе было на тему «Событие, изменившее мою жизнь». Питер написал о том, как неделю назад его уволили за поджог мусорного бака. Джози Кормье в сочинении не упоминалась. Учительница подчеркнула заключительное предложение: «Я понял, что если сделаешь что-нибудь не так, то обязательно попадешься, поэтому нужно думать, прежде чем действовать».

– Этот случай действительно многому тебя научил. – Миссис Сандрингем улыбнулась и положила руку Питеру на запястье. – Теперь на тебя можно положиться.

Питер кивнул и, выйдя в коридор, влился в поток других учеников. Он нес свое сочинение в руках, воображая, что скажет мама, когда он явится домой с жирной «А» по английскому. Наконец-то он сделал нечто такое, чего ожидали не от него, а от Джоуи! Но если родители прочтут эссе, они узнают про случай с поджогом мусорного бака. Придется признаться, что его уволили и теперь после уроков он не работает, а просто сидит в библиотеке.

Питер скомкал свое сочинение и бросил его в первую же урну.

После того как Джози начала проводить почти все свободное время с Мэттом, место неизменной спутницы Кортни незаметно, но быстро заняла Мэдди Шоу. Она справлялась с этой ролью даже лучше, чем Джози. Когда две подружки шли по коридору, не сразу можно было различить, кто есть кто: Мэдди так точно копировала стиль и пластику Кортни, что подражание превратилось для нее в своего рода искусство.