Холли Ринглэнд - Потерянные цветы Элис Харт [litres]

Мощный порыв ветра с грохотом хлопнул дверью сарая. Элис выронила из рук локон и фото и испуганно обернулась. Никого. Просто ветер. Она сделала несколько глубоких вдохов, сердцебиение начало приходить в норму, но тут Тоби снова зарычал, припадая на лапы. Трясущимися руками Элис подняла лампу, осветив весь сарай. От удивления она открыла рот и почувствовала странную слабость в коленях.

Со всех сторон ее окружали десятки деревянных скульптур, от совсем маленьких до больших, в человеческий рост, и все представляли одних и тех же двух персонажей. Один из них – пожилая женщина за разными занятиями: вот она нюхает лист эвкалипта, вот щупает землю в цветочных горшках, вот лежит на спине, заслонив рукой глаза и указывая вверх, а здесь она держит подол юбки, полный не знакомых Элис цветов. Остальные скульптуры изображали девочку: читающую книгу, пишущую за столом, дующую на одуванчик. Когда Элис увидела себя, запечатленную отцом в дереве, у нее заболела голова.

Вариация за вариацией женщина и девочка заполняли сарай, смыкая кольцо вокруг отцовского верстака. Элис медленно делала вдохи и выдохи, прислушиваясь к биению своего сердца. Я тут , – говорило оно. – Я тут . Если огонь мог действовать как заклинание, которое обращало одну вещь в другую, то на это были способны и слова. Элис достаточно прочла, чтобы понимать, какой силой могли обладать слова, особенно повторенные много раз. Скажи что-нибудь столько раз, сколько нужно, и это сбудется. Она сосредоточилась на заклинании, бившемся в ее сердце.

Я – тут.

Я – тут.

Я – тут.

Элис медленно поворачивалась, осматривая деревянные фигуры. Она вспомнила, что читала однажды про злого короля, который нажил столько врагов, что был вынужден создать себе целую армию воинов из глины и камня, чтобы они охраняли его. Вот только глина не могла заменить плоть, а камень – сердце и кровь. В конце концов крестьяне, от которых пытался защитить себя король, использовали его собственную армию для того, чтобы убить его во сне. По спине у Элис забегали мурашки, когда она вспоминала прочитанные ранее слова:

Огню необходимо трение, горючее и кислород, чтобы вспыхнуть и гореть .

«Пойдем, Тобс», – сказала она поспешно, переходя от одной деревянной скульптуры к другой. Повторяя жест одной из статуй, девочка взялась за уголки своей футболки так, чтобы получился мешок, в который она складывала самые маленькие из найденных фигурок. Тоби рядом с ней заметно беспокоился. Сердце у Элис бешено колотилось о ребра. В сарае было так много статуй, что пропажи нескольких самых маленьких отец наверняка не заметит. Они станут совершенным горючим, чтобы попрактиковаться в разведении огня.

Этот день Элис навсегда запомнит как день, изменивший ее жизнь необратимо, – пусть даже ей понадобится двадцать лет, чтобы осознать: жизнь движется вперед, но понять ее можно, лишь обернувшись назад. Пейзаж не охватишь взглядом, пока не покинешь его.

Подъехав к дому, отец Элис заглушил мотор. На лице его супруги появились синяки, которые она массировала одной рукой. Другой рукой она держалась за живот, вжавшись в дверь со стороны пассажирского сиденья. Он собственными глазами видел, как жена дотронулась до руки доктора. Он видел выражение лица доктора. Он видел это. Правый глаз дернулся от нервного тика. У жены закружилась голова, когда она стала садиться после УЗИ: он не стал останавливаться по дороге в больницу, чтобы позавтракать, потому что не хотел опоздать. Она пыталась удержать равновесие. Доктор помог ей.

Отец Элис сжал руку в кулак. Костяшки все еще болели. Он поглядел в сторону жены. Она вся сжалась, оставляя пропасть между ними. Он хотел дотронуться до нее, объяснить, что ей всего лишь нужно было быть предусмотрительнее и не провоцировать его. Если бы он говорил с ней на языке цветов, может быть, она поняла бы его. Росянка двусложная: я умру, если мной пренебрегут . Фуксия арлекин: исцеление и утешение . Свадебный куст: постоянство . Но он уже много лет не дарил ей цветов – с тех самых пор, как они покинули Торнфилд.

Сегодня она не помогла ему. Раз ей хотелось есть, она должна была завернуть с собой завтрак до отъезда, – тогда бы у нее не закружилась голова и ему не пришлось бы наблюдать, как она вешается на доктора. Она ведь знала, с каким трудом ему даются эти поездки в город, эти медицинские осмотры, на которых шарят не только по всему телу его жены, но даже внутри нее. Обходились же они прежде без УЗИ и обследований – и во время этой беременности, и тогда, с Элис. И все было в порядке. Неужели это его вина, что она ни разу не смогла его поддержать, ни единого разочка?

«Мы дома», – сказал он, потянув ручной тормоз и заглушив двигатель. Жена отняла руку от лица и потянулась к дверной ручке. Она раз нажала на нее и замерла в ожидании. Гнев снова вспыхнул в нем. Она так ничего и не скажет? Он снял блокировку с замков, ожидая, что она повернется к нему и улыбнется с благодарностью, может быть, даже с раскаянием. Но она выскочила из машины, как курица из клетки. Он вырвался из грузовика, выкрикивая ее имя, но тут же резко остановился под ударом жалящего ветра. Морщась на ветру, он погнался за женой с непоколебимым намерением доказать свою правоту. Когда он приблизился к дому, то заметил что-то боковым зрением.

Дверь в его сарай была распахнута. Разомкнутый замок свисал с ушка.

Красная ветровка дочери мелькнула в дверном проеме, как вспышка, и ослепила его.

Когда в футболке не помещалось больше резных фигурок, Элис бросилась из сарая в мутный полумрак. Удар грома расколол небо. Грохот был таким оглушительным, что Элис выронила статуэтки и в ужасе прижалась к двери сарая. Тоби съежился, шерсть у него на спине встала дыбом. Она успокаивающе погладила его и выпрямилась, только для того, чтобы новый порыв ветра опять отбросил ее назад. Забыв о деревянных фигурках, она подала знак Тоби и понеслась к дому. Они почти уже были у задней двери, когда молния стрелой пронзила темные небеса, разбив их на сотни серебряных осколков. Элис застыла. В раскаленной белой вспышке она увидела его. Отец стоял в дверном проеме – руки по швам, кисти сжаты в кулаки. Ей не требовалось ни больше света, ни подойти поближе, чтобы узнать темноту в его глазах.

Элис резко развернулась и побежала вдоль дома. Она не была уверена, что отец заметил ее. Когда она мчалась через мягкие зеленые листья папоротников в саду матери, ужасная мысль пронзила ее: керосиновая лампа в сарае отца. В его бревенчатом сарае. Она забыла ее потушить.

Элис влезла через окно на свой стол и втащила за собой Тоби. Они прижались друг к другу, переводя дыхание. Тоби лизнул ее в лицо, и девочка рассеянно потрепала пса. Ей показалось или это был запах дыма? Страх растекался по телу. Она соскочила со стола, сгребла свои библиотечные книги и принялась запихивать их в сумку в самой глубине шкафа. Она скинула с себя ветровку и затолкала ее туда же. Потом закрыла окно. Кто-то, должно быть, вломился в твой сарай, папа. Я была здесь, ждала, когда ты вернешься домой .