Сэмми Гронеманн - Хаос

Это эффектное завершение речи вызвало всеобщее волнение. Каждый горел желанием удовлетворить свое любопытство. Тайный коммерции советник Майер, который не особо внимательно следил за прениями, растерянно принял конверт из рук раввина и вертел, явно не зная, что с ним делать. Со всех сторон летели нетерпеливые призывы открыть и огласить, но дебаты оказались еще не окончены. С места вскочил оппонент и обрушил на раввина град упреков, мол, вообще нельзя вступать в любые переговоры с таким сбродом, а теперь сопредседатель Союза еще и выступает доверенным лицом прохиндея. Его заглушили бурными возгласами и принудили сесть, а доктор Магнус сорвал аплодисменты, когда крикнул в ответ:

— Мы здесь занимаемся политикой! А в политике все средства хороши!

Подвел черту весомым аргументом делегат из Франкфурта:

— Пятьсот марок — сущая мелочь. Не стоит из-за этого шуметь и скандалить!

Предложение доктора Гессе было единодушно принято, и все затаили дыхание, пока председатель вскрывал конверт. Тайный советник вынул оттуда листок бумаги, чинно водрузил на нос пенсне, качая головой, прочитал записку про себя и передал для оглашения доктору Магнусу.

Доктор Магнус так долго таращился на означенное имя, что собрание заволновалось. Из зала неслось со всех сторон:

— Зачитайте!

— Давайте!

— Имя!

Раввин сделал над собой усилие, нервно поправил воротничок и хрипло произнес:

— Автор некий кандидат Остерман.

Имя не было знакомо никому из присутствующих.

— Вы его знаете? — выкрикнул кто-то.

— Нет! Не знаю! — покрасневший Магнус занял свое место.

— В таком случае собрание объявляю закрытым, — провозгласил председатель. — И еще раз от имени всех нас выражаю благодарность доктору Магнусу. Пусть он и дальше с таким же рвением служит нашему общему делу.

— Где же запропастилась наша Берта?

Пастор Боде, сидевший за работой, сердито посмотрел на жену, которая то и дело выскакивала из кухни, чтобы из окон его кабинета выглядывать дочку, отправленную на прогулку с няней.

— Что ты паникуешь? — пастор раздраженно бросил перо. — Еще нет и полудня. Погода прекрасная. Ну прошлась девушка дальше к реке или заболталась с кем…

— Она знает, что я не позволяю уходить из губернаторского сада. И с кем, по-твоему, она могла заболтаться? Выгляни в окошко, на улице ни души! И где они все сегодня ошиваются, эти евреи, которые шумят здесь с утра до вечера? Что-то мне не по себе! И дрожек на углу не видать! Хотя все извозчики, само собой, евреи! Жуть! Всю работу здесь делают евреи. А сегодня никого, все будто вымерло!

— Но Мария, дорогая! Обычно ты ругаешься именно на то, что на улице слоняется слишком много евреев.

— Потому что терпеть не могу бездельников! Папа всегда говорил…

— Позволь! Ты только что сказала, что евреи выполняют все работы, а теперь…

— Ради бога, Йоганнес! К чему сейчас пустые речи? Я беспокоюсь за ребенка! Надо…

Она пулей вылетела из кабинета, громко призывая Лизу.

Боде бросил рассеянный взгляд на часы. И правда, удивительно, что няня с ребенком еще не вернулась. Он поднялся и подошел к окну. Улица действительно безлюдна в оба конца, не считая пристава Куярова, который курил на скамейке как раз напротив дома. Тот, будто ждал его появления, приподнялся и вежливо поклонился. Боде сухо кивнул и отступил в глубь комнаты.

Из окна пастора сад губернатора обозревался до самого дальнего уголка, и яркий шпревальдский костюм девушки сразу бросился бы в глаза, появись она между дворцом и пасторским домом. Разве что они гуляли на бульваре, скрытом от глаз губернаторскими хоромами. Но, ради всего святого, что им было там делать? Боде почувствовал, как беспокойство жены передается ему. Он уже размышлял, под каким предлогом выйти из дома, чтобы еще больше не растревожить ее, как хлопнула входная дверь и Лиза по ступенькам сбежала к палисаднику. В дверях появилась фрау Мария и напряженно всматривалась вослед служанке, бежавшей босиком, с развевающимся платком, в сторону сада.

Боде облегченно вздохнул и тоже посмотрел ей вслед, краем глаза заметив, что тем же занят и Куяров. Должно быть, нянька заигралась в шуры-муры и позабыла обо всем на свете. Ну, конечно, так оно и есть! Нынешняя пустынность парка и погожий весенний денек весьма способствовали этому. Он, разумеется, накрутит ей хвост за панику, которую негодница посеяла в душе жены. У фрау Марии в голове явно снова вертелась вся эта чертовщина о пасхальных жертвах евреев, хоть она об этом и словом не обмолвилась. Кстати, будет хороший повод еще раз начитать супруге о беспочвенности ее страхов, насколько глупы и опасны суеверия…

Лиза забежала в губернаторский сад и теперь, очевидно запыхавшись, перешла на шаг. Как все-таки она медлительна! Боде с досадой почувствовал, как в сердце снова закрадывается сомнение. Да нет, сидит его дочка с няней где-нибудь за домом, иначе быть не может! Еще немного, и Лиза доберется до угла губернаторского дома, а оттуда махнет рукой, что загулявшие нашлись, и все страхи развеются. А если нет? Боде перестал дышать. Он перевел взгляд на жену, которая уже вышла на середину улицы, потом снова на Лизу, которая, обретя второе дыхание, припустила бегом через лужайку…

Вот сейчас… сейчас…

Что это?

Он рывком распахнул окно и высунулся чуть ли не по пояс. Фрау Мария обеими руками судорожно вцепилась в решетку сада. Пристав раскуривал новую сигарету, пастор мельком отметил это, когда дергал шпингалет. Лиза остановилась у угла, огляделась, повернулась и медленно побрела обратно, взмахами рук давая понять, что никого не нашла.

Фрау пасторша оторвалась от изгороди и побежала навстречу девушке, которая теперь перешла на рысь. Боде неподвижно стоял у окна, пытаясь собраться. Пропали! И ребенок, и няня! Как такое возможно? И чем это можно объяснить, если не…

Он смотрел, как встретились женщины, как обе озирались, как шли по дорожке к воротам, как приблизились к скамейке Куярова. Когда они поравнялись с ним, пристав отдал пасторше честь, сверля глазами ее опрокинутое лицо. Фрау Мария накинулась на полицейского, что-то лопоча скороговоркой, в своем смятении совершенно упустив из виду, что тот ни слова не понимает по-немецки. Пристав галантно встал перед дамой и вопрошающе посмотрел на Лизу. Та, очевидно, что-то перевела, и между ними произошел короткий, но бойкий диалог, оживленный жестикуляцией. Пасторша следила за ним с глазами полными страха и то и дело хватала Лизу за руку. Та наконец повернулась к ней и, всплескивая руками, прокричала несколько слов, которые Боде со своего наблюдательного поста не мог разобрать.

Фрау Мария издала пронзительный крик и осела на скамейку.