Михаил Елизаров - Земля

Вдруг сжалился и приголубил сникшего от недавнего унижения Шайхуллина:

– Ты чего такой печальный, дружок? А ну, давай прекращай грусть разводить, у нас тут распиздяйская компания! Ты у Юрия Семёновича кем работаешь?..

– Специалист по связям с общественностью, – ответил насупленно Шайхуллин.

– Связист, значит! – заблестел глазами Гапон. – У тебя поэтому такие наушники огроменные? Хе-хе… Вот и не кисни, связь! Знаешь, как у нас говорили? Кто ебётся в дождь и грязь? Наша доблестная связь. Когда нет дождя и грязи, всех ебёт начальник связи! – и с дружеской размашистостью шлёпнул Шайхуллина по спине. Вдруг спросил: – Володя, а ты где служил?

– В стройбате.

– У солдата из стройбата, – Иваныч с хамоватой ухмылкой на лице откинулся, поставив стульчик на дыбы, – ноги пахнут хуевато…

– Так вы меньше их нюхайте, товарищ опер! – произнёс я весело.

Гапон, не скупясь, расхохотался.

– Вот, Русланчик, бери пример, учись! – Счастливо пихнул в бок затюканного Шайхуллина. – Видишь, как надо на обстановку реагировать?! Пришёл пацан, стоит ровно, не лазает в мартышку за словом… – А мне добавил громким полушёпотом, так, чтоб все слышали: – Ты с Иванычем осторожней. Базарчик-то фильтруй. В ментовской среде бывших не бывает, как понимаешь. Накосячишь – реально посадит! – и раскатился опереточным смехом.

– Бляха-муха! – воскликнул с подступающей обидой лощёный Дмитрий Ростиславович. – Вы конкретно заебали мешать! Дайте тост сказать, курвы!..

– Прости, дорогой, – лукаво-извиняющимся тоном произнёс Гапон. – Слушаем тебя внимательно.

Дмитрий Ростиславович хмуро молчал с полминуты – обижался. Затем откашлялся:

– Я хочу поднять тост за человека, благодаря которому вся эта халупа, именуемая Первой загорской больницей, – все, кроме судмедэксперта Лешакова, засмеялись, – продолжает функционировать. Ведь что такое Аркадий Зиновьевич? Он – это и стройматериалы, и продукты питания, кухня, гаражный парк, починка всего медоборудования… Эм-м… – пожевал губами, – …ремонт зданий, сантехника, канализация, электричество, система воздухопровода, короче, всё-всё хозяйство! Заказ лекарств ещё…

– Не, – встрепенулся Гапон, а до того согласно кивал, – лекарства – это начальник аптеки, мне чужой головной боли нах не надо!

– Водопроводы, – занудствовал Дмитрий Ростиславович, – уборка территории. Короче, всё на нём!..

Пока он перечислял, к столу подтянулся эксперт Лешаков. Я выхватил его взгляд – усталый и трезвый, полный молчаливой досады.

– Чего я тебе хочу пожелать, Аркадий! В первую очередь…

– Арфу хочу в коридоре! – просиял Гапон. – Чтоб, как посрал, выходить и рукой по струнам проводить – бли-и-им!..

– А-тях-тях! – залился Алёша.

Заржали доктора и Иваныч. Я не удержался и тоже искренне засмеялся, потому что воочию представил эту картину: выходящего из сортира хромого Гапона, огромную, звенящую всеми струнами арфу.

– Бля, Аркаш! – искренне обиделся лощёный. – Ну похерил же тост!

– Короче! – повысил голос Гапон. – Мужики, чтоб хуй стоял и сердце билось! Ура!..

– Ура-а-а!.. – фальшиво подхватили Кищук и Вишняков, а Алёша выкрикнул:

– До дна, ёбана!..

Мне показалось, я наконец разобрался, для чего Гапону все эти нескончаемые шуточки, которые он вставляет, где только возможно – кстати и некстати. Они смехо-шумовая завеса, за которой он надёжно прячет себя настоящего.

– А-а, бля! – крякнул Гапон, отчаянно гримасничая. – Мимо пошла!

Расторопные руки передали тарелку:

– Аркаш, а ты сальцем закуси, сальцем! Смягчи!..

– Да ну, – Гапон помотал покрасневшим лицом. – Ваше сало хуй сосало, поросёнок пидар был!..

– А-тях-тях! – с новыми силами затрясся Алёша. – Хуй сосало!..

– Карбонад есть! – подсказал кто-то. – Только открыть надо.

– Дай-ка сюда… – сказал рентгенолог Кищук. Повозился. – А кто уже язычок оборвал? Есть ножик?

– Только пластмассовый… – оглянулся по столу Капустин.

Гапон сказал:

– Дайте Володе, он откроет!..

Мне через несколько рук передали скользкую от жира упаковку. Она напоминала какой-то запакованный орган, печень или почку. Я попробовал ухватиться за пластик, но пальцы безуспешно соскальзывали.

– И где, бля, хвалёные руки-крюки? – спросил насмешливо Иваныч.

– Поступим проще, – я достал из кармана бомбера выкидной нож. Показательно, звонко щёлкнул, затем воткнул клинок в упаковку. Та неожиданно вздохнула, как живая.

– О! Мужик! – восхищённо вскричал Гапон. – Вот так, парни, решаются проблемы! Я тебе, Володя, потом в офисе кинжал покажу дагестанский. Из булата. Мне когда-то подарили. Напомни…

– Холодное оружие, – поцокал на выкидушку Иваныч. – Ай, ай, статья…

– Не нагнетай, Иваныч, – Гапон сочно рыгнул. Деловым рывком выпростал часы из-под манжета. – Всё, братцы, труба зовёт! Водка не выпита, бабы не выебаны, но отпуск закончился! По машинам!..

Алкоголь на полупустой желудок отчаянно и весело ударил по мозгам. Настроение сделалось лихое.

Обстоятельное с виду застолье по-походному свернулось за каких-то пару минут. Точно из ниоткуда появилась уборщица – женщина за сорок неприметной азиатской внешности с морщинистым, как дыня, лицом. Гапон звал её Газиля. В медицинском брючном костюме, со спущенной на шею марлевой повязкой, в шаркающих шлёпках. Принесла с собой швабру и веник.

Пока гости, обступив вешалку, разбирали с крючков верхнюю одежду, Гапон развлекал маленькую тощую Газилю:

– Если обвисла грудь – херня. А вот если обвисла херня – это!..

Уборщица испуганно улыбалась, отжимая над ведром тряпку.

– Газиля, а ты читала Чингиза Айтматова? Твой земляк, между прочим.

– Не помню, – заискивающе отвечала Газиля. – Мясо? – показала сперва на холодильник, потом на чёрный мусорный пакет.

– В холодильник, конечно, – сказал Гапон. – Это ж свинина, хохляцкий халяль!

Ушли рентгенолог и анестезиолог. Откланялся Шайхуллин. Глаза у него, когда мы прощались, были обиженные. Наверняка он косвенно винил меня в пережитом унижении. Я подумал ещё, что на ровном месте нажил себе тихого недруга.

Я заметил, что теперь единственный, на ком дурацкие бахилы. Улучив момент, под шумок снял их и выбросил в мусорное ведёрко.

Запланированный наш разговор Гапон решил провести в офисе “Элизиума”:

– А ты куда-то торопишься разве? – спросил. – Там обсудим…

Он выхрамывал по коридору, накинув на руку пальто, гулко, как посохом, ударяя в линолеум тростью. Справа от него семенил Капустин. Чуть позади следовали Иваныч, Алёша и надувшийся после сорванного тоста Дмитрий Ростиславович. А замыкал свиту печальный эксперт Лешаков. Гапон через шаг поглядывал на меня, улыбался и молчал.