Михаил Елизаров - Земля

Гапон тоже это отметил:

– Как за хлеб, так двумя пальчиками! Как за хуй, так двумя руками!

Венера подняла на него томные, только выпуклые голубые глаза:

– И губа-а-ами, Аркадий Зиновьевич…

– Волнуешь, колдунья! – кокетливо сказал Гапон.

– А к стройбату вы как относитесь? – спросил я у Тани, краем глаза послеживая за Гапоном. – Ну, к строительным войскам?

– Ой, не знаю… – Таня задумчиво наморщила носик. И вдруг просияла: – Дачи и дома пусть хачилы всякие строят с чурками! А русские парни должны служить Родине в небе! Прям как вы.

– Просто я не служил в ВДВ, – сказал я. – А как раз в стройбате.

Я думал, Таня хотя бы смутится, но она только распахнула глаза пошире, как упавшая на спину кукла:

– Ну всё, провинилась я, дура грешная. Буду отрабатывать!

– Всё правильно, Танюх! – поддержал громогласно Гапон. – Как говорят на Украине, хай ебут, абы не били!

Вдруг Капустин что-то злобно и невнятно кудахтнул и резко спихнул “скелетика” с колен. Лицо у него смешно пылало от гнева.

– Э-э-эй! – возмутилась “скелетик”. – Руки-то зачем распускать!..

– Наша Вика громко плачет, – сказал, дразнясь, Гапон. – Довыёбывалась, значит!

Униженный “скелетик”, вихляя бёдрами, попыталась пристроиться к Иванычу. Тот не позволил, лишь шлёпнул её по худенькому плоскому заду:

– А у тебя тоже муж?

– Нет, – “скелетик” кокетливо улыбнулась сквозь обиду, и я заметил, что в глубине рта у неё не хватает зуба. – У меня молодой человек.

– Это ничего, – сказал покровительственно Гапон. – Фиксу вставишь, жопу подкачаешь, шоб как орех была, и сразу мужа найдёшь!

– Ой! – обрадованно крикнул Дмитрий Ростиславович, и все на него оглянулись. – Я, кажется, пирсинг на письке поймал!

Он сосредоточенно шарил рукой между ног Милены. Взгляд у той был кроткий и тупой. Груди, обтекающие шею Дмитрия Ростиславовича, напоминали издали подушку для путешествий.

– Ты, главное, триппер не поймай! – предсказуемо пошутил Иваныч.

– Копилку нашёл? – спросил Гапон. – Пизда – она валюта. На ней и заработать, и расплатиться!..

– А-тях-тях, валюта-а!..

– А у меня там бабочка, – вкрадчиво сказала Венера, взяла руку Гапона и завела под стол. – Может, поймаете, Аркадий Зиновьевич?

– В смысле? Какая бабочка?

– Ночная, сэр… – Венера часто-часто заморгала, а вторая девица хрюкнула смешком. – Татуированная. Я бы вам показала её. И не только её. Поухаживала бы за вами, обласкала бы всего, ублажила…

– Ой, ну нахуй, – закапризничал Гапон. – Это мне раздеваться надо. Морока целая копыто своё отстёгивать. Я ж, лапа ты моя, как Джон Сильвер. Только попугая на плече не хватает! Ха-га-а!..

Наверное, выпитый коньяк совсем разжижил мне мозги, потому что я, покачивая на колене Таню, начал:

– У моей бывшей попугайчик жил. Педик волнистый, Пенкиным звали…

– Тост! – провозгласил Дмитрий Ростиславович. – Родиться, выебать и сдохнуть!..

Его никто не поддержал, но начатую было байку он мне своим криком поломал, хотя Гапон и спросил чуть погодя:

– Ну, и чё дальше с попугайчиком?

– Да ничего, – разозлился я. – Был и сдох.

Таня жарко обволокла меня, дохнула в ухо сладким винцом:

– Может, пойдём прогуляемся? – и указала босоножкой на стеклянную дверь.

Я не понимал, как мне себя вести. Брыкаться на капустинский манер, стряхивать Таню с колен представлялось мне ущербно-комичным. Решил в итоге, что самое оптимальное – покровительственно улыбаться и не позволять ситуации заходить слишком далеко. Тем более Иваныч подленько поглядывал на меня.

– Интим не предлагать! – хохоча, подхватил Гапон. – Ты ему, Танюх, массаж лучше сделай!

Таня шутливо насупилась:

– Я, между прочим, не массажистка, а жрица любви…

– Жрица булок ты! – обрадовался Гапон. – Нажрала себе булки!

И опять что-то горькое колыхнулось у меня в душе, что даже шутки у нас с Гапоном одинаковые.

– Я могу массаж сделать, – уверенно тряхнула чёлкой соседка Венеры. – Я курсы специальные заканчивала.

Гапон ущипнул её за крепкую ляжку.

– Не подскажете, как добраться до станции Щёлковская?! – полез ей рукой в трусы.

– А-тях-тях, Щёлковская!..

– Чё, правда только массаж сделать? – Таня вздохнула, поднялась. – Ну пойдём.

– Давай, Володька! – подбодрил Гапон. – Не менжуйся. Помнёт тебя Танюха, расслабишься. Можешь не драть её, она не обидится…

“О-би-дит-ся”, – сказала беззвучно, одними губами, Венера и улыбнулась.

– Тайский массаж пусть сделает! – прокричал Дмитрий Ростиславович.

– Володь, погоди, знаешь, как это? – остановил меня вопросом Гапон. – Тайский?

Я оглянулся на стол: Капустин пламенел и скорбел лицом; через два стула от него Викуся-“скелетик” сперва распустила водопадом свои длинные волосы, а потом с паучьим проворством снова заплела на голове гульку-зиккурат; подленько щурился Иваныч, словно провожал меня в западню…

Гапон, лапая под столом Венеру, пояснил:

– Тайский – это когда баба голая пиздой по тебе елозит. Присасывается, как вантузом! И чвак-чвак-чвак!..

– А-тях-тях, вантуз!

– Вэ! Дэ! Вэ-э-э!

И зелёная дверь-льдина наконец-то закрылась за нами.

Каблуки Тани звонко выцокивали по плитке – словно игровой автомат сплёвывал жетоны в лоток. Кафельные стены тоже покрывали восточные мотивы, и сам коридор, напоминая орнамент, дробился на комнатки без дверей. Вход в каждую заворачивался улиткой, как в пляжных кабинках для переодевания. Тянуло хлорированной водой. Наверное, впереди располагался бассейн.

Таня уверенно завела меня в закуток – микроскопический гостиничный номер. Там умещался круглый красный диванчик, сложенный из мягких блоков, тумбочка, на которой стояла стеклянная бутылка с минеральной водой. Из белой стены с одной стороны выступал маленький умывальник, а с другой торчали крючки для одежды, похожие на игрушечные носорожьи морды. Точно два глаза замурованной рептилии, жёлто пялились круглые светильники. На полке стопкой лежали несколько полотенец и комплект запакованного белья – как в поезде.

– Садись, – пригласила Таня. – Пожамкаю, так и быть. Точно больше ничего не надо?

– Точно.

Я повесил на крючок за капюшон свою толстовку, потом, чуть подумав, стянул и футболку. Присел. Поверхность дивана оказалась мягкой и продавленной. В открывшейся щели (изнутри тоже красной и от этого какой-то постыдной, словно в ней таился намёк на прочие “щели”) виднелись мусорные крошки и обёртка от использованного презерватива.

Таня скинула халатик, с каблуками влезла на диван. Чуть повозилась, затем опустила мне руки на плечи, начала мять:

– Норм?.. Или сильнее?

Спиной я чувствовал две равноудалённых щекочущих точки, двигающихся синхронно. Догадался, что это Танины соски. Значит, это она, когда возилась, сняла купальник.