Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Я в ужасе отступил, сел опять рядом с Боровским. Боровский взглянул на них, на меня, все понял и сказал:

– Думаю, мы выглядим не лучше…

Я погасил сигарету. Как-то внезапно протрезвел. Ушел в общежитие.

Наутро репетиция. Сел за свой режиссерский столик. Рядом Боровский. Привычно включил лампу, привычно достал пачку сигарет, зажигалку. Сказал:

– Начинаем!

И в этот момент сообразил:

– Давид Львович, вы представляете, я не курил со вчерашнего вечера.

Боровский сказал:

– Странно, я тоже.

С тех пор я никогда больше не курил. Запах дыма раздражает меня хуже других запахов в жизни. Любой табачный дым хуже ядерного взрыва. Я – ярый борец с курением.

Наш театр гастролировал в Индии, где участвовал в Международном театральном фестивале. Атмосфера приема была не просто теплой, а жаркой: температура колебалась вокруг отметки 40 градусов, кондиционеров почти нигде не было, приходилось довольствоваться вентиляторами. Темперамент водителей тоже зашкаливал: нас возили с невероятной скоростью, постоянно обгоняя кого-то, отчаянно гудя, задевая проходящие машины, стукаясь бамперами, попутно одаривая друг друга радостными приветствиями. В сочетании с непривычным левосторонним движением это казалось верной дорогой к аварии, но всякий раз мы доезжали до пункта назначения в целости и сохранности. Нам предстояло сыграть спектакль «Спасти камер-юнкера Пушкина»… Поначалу я был уверен, что ни о каком Пушкине тут и слыхом не слыхали. И ошибся. Встретившись на открытии фестиваля с местными драматургами, актерами, продюсерами, журналистами, мы обнаружили фантастическую образованность. Говорили с одним известным артистом о технологических приемах Михаила Чехова и преобразовании их в актерской школе Голливуда. Совершенно сразил меня вопрос о том, насколько в России интересуются театром Евреинова…

Еще в начале переговоров об участии «Камер-юнкера» в фестивале обсуждалась перевозка декораций. Договорились, что дешевле будет изготовить их на месте. Мы объяснили индийским коллегам, что именно представляет собой та «субстанция», которая составляет основу сценографии спектакля и в чем ее смысл: это имитация пепла, черного песка, земли, в которой в финале нам нужно похоронить главного героя…

Для индусов ключевым моментом стало именно это: похоронить. Когда мы приехали, они радостно показали нам …глину. Технический директор пообещал: похороните – очень хорошо! Мы объяснили, что актер, играющий Пушкина, нам будет нужен и в дальнейшем, а потому его похоронить тут, в глине… Это, конечно, хорошо, но все-таки… хотелось бы чего-то более легкого.

Нам предложили каучук, пенопласт, резаную бумагу… Все не то. За два часа до спектакля в театральный (более похожий на скотный) двор въехала телега, доверху наполненная… сеном, которое поспешно начали красить распылителями в черный цвет. Я все это остановил и сказал, что играть мы, видимо, не станем. Назревал скандал. И тут их завпост говорит: «Послушайте! Ну, чуть лучше пройдет спектакль или чуть хуже… Ведь от этого Россия и Индия не станут меньше дружить!»

Думаю, этими словами он сформулировал главный смысл фестиваля, в котором участвовали театры из Англии, Франции, Египта и других стран. Смысл, который сегодня стал очень важным.

Так и сыграли с сеном, некрашеным. Похоронили нашего героя очень хорошо. Публика (переполненный зал под тысячу мест) принимала спектакль с восторгом, потому что Россия и Индия – друзья навеки.

Самое начало 90-х годов. Первые гастроли театра «Школа современной пьесы» в Израиль. Прямого сообщения с Тель-Авивом еще нет. Поэтому мы плывем на пароме с Кипра в Хайфу. На пароме бар. Он переполнен «братвой» – новыми русскими в спортивных костюмах, массивных, золотых цепях с барсетками. Они что-то «перетирают» – громко, с характерным сленгом: «чисто конкретно», «фильтруй базар», «стрелка», ну и с матом, разумеется. Мы входим в этот бар – Альберт Филозов, Александр Филипенко, Анатолий Ромашин, Алексей Петренко, Люба Полищук и я. Садимся скромно и начинаем обсуждать свои темы, стараясь не обращать внимания на криминально-деловую атмосферу. Говорим о театре, о спектаклях. Постепенно реплики братков стали прерываться паузами, наконец, «базар» и вовсе затих. И вдруг один из пацанов в костюме adidas спрашивает своего бритоголового собеседника:

– Сань, а ты слушай, это… Пушкина в библиотеку сдал?

Театр «Школа современной пьесы» выехал на театральный Фестиваль в Иран. Фестиваль проходил в Тегеране в большом замечательном театре. Женщины и мужчины там сидят отдельно – как того требуют законы шариата. За день до спектакля нас обязали показать его худсовету. «Худсовет» состоял из трех очень крупных мужчин, которых, казалось, подбирали по весу и росту. Перед ними мы должны были полностью прогнать спектакль. Через три минуты услышали: стоп. «Все ваши женщины слишком откровенно одеты.» Действительно, были видны части рук, ног, у кого-то (о ужас!) шея. «Идите в гримерные – вам помогут». Актрисам вынесли огромное количество шалей, цветных тряпок. Наши, конечно, стали стебаться, наматывать тряпки, натягивать шаровары. Очень важно: волосы не должны выбиваться из под платков.

Это длилось долго, пока все не оделись. Начали прогон: Борис Акунин. «Чайка». Там есть сцена, где Татьяне Васильевой (Аркадина) сообщают, что ее сын застрелился. Мизансцена решена так. Звучит реплика: «Дело в том, что Константин Гаврилыч застрелился». Васильева падает в обморок – медленно и красиво. Чтобы она не ударилась, было придумано, что Вадим Колганов (Шамраев) подбегает и ловит ее. Тут же худсовет закричал: стоп!!! Мужчина прикасается к женщине – это категорически нельзя. Я через переводчицу стал объяснять:

– Понимаете, это – мать, ей сообщают о гибели сына. Она теряет сознание и падает. Она должна упасть, а ее должны подхватить.

Они задумались – надо посовещаться. Попросили меня – опять-таки через переводчицу – отойти. Что было совершенно не обязательно: они говорят на фарси, а я им пока не овладел. Был долгий жаркий спор. Потом позвали:

– Мы приняли решение. Раз у матери такое горе, пусть она падает. Это можно. Но ловить ее не нужно.

На том и порешили. Но особенности национальной культуры Ирана на этом не закончились.

Несколько минут до спектакля. Большое фойе за кулисами перед сценой. Вдруг вбегают шесть автоматчиков. Мы решили, что это военный переворот. Все выходы мгновенно перекрыли и образовали коридор. По этому коридору в сторону зала быстро прошел невысокий небритый человек. Автоматчики испарились. Нам – оторопевшим и изумленным, – объяснили: огромная честь русскому театру – спектакль посетил министр культуры!!!