Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Но Устинов объясняет:

– Дорогой Константин Михайлович, любим, уважаем, готовы спасти вашего режиссера. Но это невозможно! От армии освобождаются только выпускники консерватории, имеющие звания лауреатов, и солисты балета Большого театра.

Симонов грустно доложил это Табакову. Тот вдохновился.

– Научить играть тебя на скрипке и пропихнуть на конкурс Чайковского я просто физически не успею, но пристроить в Большой театр – попробую.

И вот я с дипломом ГИТИСа, паспортом и паролем «Табаков» пришел в отдел кадров Большого театра. Мне продиктовали заявление: прошу принять на работу в должности солиста балета. Кто-то поставил резолюцию. Со справкой Большого театра явился в военкомат. Надо сказать, что уже тогда не очень походил на солиста балета. Какой-то майор на меня долго, презрительно смотрел, потом выдал военный билет, где в графе воинское звание было написано: рядовой, необученный.

1975-76 год. Расцвет «застоя». Я только начал работать в «Современнике». По тем временам это был один из самых популярных театров Москвы. И одним из самых «пижонских». Дело в том, что в отличие он нынешних времен, в 70–80-е годы жизнь популярных артистов театра и кино казалась обычным людям – «публике» – жизнью небожителей. Артистической элите были доступны рестораны, особенно закрытый ресторан ВТО, в котором мечтал побывать каждый москвич. Эта самая элита ездила на автомобилях, выезжала на гастроли за рубеж, селилась в отелях, отдыхала в пансионатах «Актер» в Сочи и Крыму и так далее. Конечно, так жили далеко не все артисты. Но «Современник», только что получивший новое прекрасное здание на Чистых прудах, постоянно выезжающий на гастроли, с фантастической труппой, состоящей сплошь из кинозвезд, был именно таким театром.

И вот театр выезжает на гастроли в Ригу. Конечно, не заграница, но все-таки – Прибалтика, которая для нас, советских людей, была тогда неким намеком на Европу. Живем мы не в самой Риге, а в Дубулты, прекрасном курортном месте на Балтийском море, с песчаными пляжами и соснами. Оттуда на своих машинах ездим в Ригу на спектакли. Машины – это тоже целая история! У Олега Табакова, у единственного, – «Волга». Он называет ее «белоснежка». Потому что купил ее на авторские от инсценировки сказки «Белоснежка и семь гномов», которая шла в «Современнике» и еще не менее, чем в двадцати театрах Советского Союза. У Галины Борисовны Волчек – «Жигули». Когда она их купила, первое время я ездил вместе с ней – как более опытный водитель. Правда, не имеющий собственного автомобиля. В начале своей водительской биографии, Галина Борисовна при встрече с какой-нибудь крупной машиной, обгоняющей ее или поворачивающей в ее направлении, бросала руль и закрывала лицо руками. Потом это прошло. К сожалению.

Как-то раз мы возвращались после спектакля из Риги в Дубулты. С Олегом Павловичем сидела, как обычно, его группа – Валерий Фокин и Марина Неелова. А с Галиной Борисовной – Костя Райкин, Игорь Кваша и я. Надо сказать, что стиль вождения у прибалтийских шоферов был несколько иным, чем у наших. Не знаю, в чем причина: то ли общая культурная ориентация на Германию и Скандинавию, то ли более спокойный темперамент, то ли не столь давнее вхождение в состав СССР. Но они по тем временам ездили аккуратно, соблюдая правила и не превышая скорость. И с большим удивлением, а порой и явным осуждением, реагировали на наших лихачей. А для Галины Борисовны само слово «разметка» было синонимом выражения «ущемление личных свобод».

И вот, едем мы из Риги в сторону Юрмалы. Галина Борисовна, в очередной раз переехав сплошную, сильно подрезала какого-то латыша. Латыш аккуратно по соседней полосе догнал нас у перекрестка. И сделал укоризненное лицо. Это вполне невинное действие сильно задело Галину Борисовну – если бы только прибалт знал, какие слова она произнесла в его адрес! Мы – Кваша, Райкин и я – просто отпали. Машина тронулась. Наивный латыш посчитал, что инцидент исчерпан. Зато Галина Борисовна вовсе так не посчитала. Она стала ехать параллельно с ним, создавая ему помеху справа. Наконец, до него дошло, что это настоящее преследование. И начался классический дорожный поединок. Он пытался обогнать, но она прибавляла скорость еще больше. Он что-то выкрикивал – кажется, грозился вызвать милицию. Когда они оба шли на хорошей скорости, Кваша зачем-то сказал:

– Галя, а слабо сейчас – руль резко влево?

Галина Борисовна тут же повернула руль влево и снесла латыша с дороги. Остановилась. Латыш вышел из машины в полном изумлении. Галина Борисовна сказала: «Хотел милицию – вызывай». Приехала милиция. Галина Борисовна своей вины не отрицала. И потом заплатила по полной программе за ремонт чужой машины. Но была собой чрезвычайно довольна. Не знаю, жив ли еще этот латыш, но уверен, что он всегда помнил эту встречу с русским режиссером. По крайней мере, он точно имел личную мотивацию для выхода Латвии из СССР.

Первую в своей жизни репетицию, будучи студентом Ленинградского университета, я провел в 17 лет. Незадолго до этого отрастил бородку и купил в спорттоварах свитер, примерно как у Хемингуэя. Сел за режиссерский столик. И сказал:

– Внимание, начинаем репетицию!

И тут почувствовал – чего-то не хватает. Вспомнил все фото великих режиссеров, Товстоногова, которого лично видел. И догадался – не хватает только сигареты. Затянувшись, понял, что теперь я режиссер и начал ставить спектакль.

С тех пор прошло 10 лет. Все годы я безумно курил. За это время успел покинуть многие учебные заведения Ленинграда, закончил ГИТИС и работал режиссером «Современника». 1976 год. «Современник» отмечает 30-летие. Олег Николаевич Ефремов, Татьяна Лаврова, Олег Даль, Валентин Гафт, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский – все прямо на сцене сидят, выпивают, курят. И я в том числе. В это время спектакль «1945» я выпускал с Давидом Боровским. Мы с Давидом Львовичем сидим рядом за одним столиком. Вдруг вижу: в пол-оборота ко мне стоит та, которая всегда была идеалом женственности, поэтичности, изящества, хрустальной женской красоты! А голос, который ни с каким спутать было невозможно… Бэла Ахмадулина! Я впервые видел ее живьем. Если бы мне предложили отдать жизнь за одну встречу с ней, как в легенде о Клеопатре, я бы сделал это, не задумываясь! Небожительница. Вижу, что она разговаривает с Валентином Никулиным. В полном обалдении, чему способствовал алкогольный градус, в ощущении, что воочию вижу богиню, я двинулся к ним. Когда подошел близко, она развернулась. У богини к губе приклеилась сигарета, изо рта шел жуткий вонючий дым, по сигарете текла слюна и она была отвратительна. Никулин говорил ей: «Бэээээла», она ему отвечала: «Вааааааля», и казалось: что они сейчас будут блевать друг на друга.